У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Множество крупных рек, господствующие высоты, заранее занятые боевиками, многочисленные каналы — это не позволяло федеральным войскам подобраться к противнику скрытно и внезапно ударить. Москва требовала взять захваченные боевиками населенные пункты и выбить их в предгорье. На срочно собранном совещании был разработан план по освобождению Аргуна, Гудермеса, Шали, Герменчука и селения Новые Атаги.
Операцию решили проводить «ступенями». Вначале решили создать ударные группировки, затем блокировать населенные пункты и не дать боевикам с других направлений прорваться к ним. Ну, а уж потом начать разоружать бандитов. Но вначале по опорным пунктам и базам дудаевских бандитов ударила артиллерия, с воздуха наносили бомбово-штурмовые удары самолеты и вертолеты.
Боевики упорно сопротивлялись. Каждое капитальное каменное строение в селах было превращено ими в опорные пункты. В общем, действовали так же, как и в Грозном. Генштаб требовал при освобождении населенных пунктов стараться не допустить разрушений жилых домов, школ и других объектов. Артиллерия по этой причине вела огонь только по выявленным целям на подступах. В самих пунктах действовали штурмовые отряды, внутренние войска и спецназ…
Генерал-полковник, немного помолчав, добавил:
— Вот из-за чего я хочу, чтоб ты шла в группе. Боевики мечутся повсюду: кто-то новое укрытие ищет, а кто-то пытается прорваться к осажденным пунктам. Вот такие дела, Марина… Да, вот еще что! Тут есть у нас один деятель, полковник связи. Представляешь, что придумал? Кодировку команд, сигналов, особые позывные и даже ввел четкие правила радиообмена. Сейчас войска не так “слепы и глухи”, как в Грозном. Возьми мужиков из отряда Огарева. Они сами с тобой идти рвутся. Радист среди них опытный есть, уже знакомый с новой системой сигналов.
Степанова прикинула свои шансы выбраться в одиночку и честно сказала:
— При таком раскладе сил придется взять группу. Только пусть они ко мне тоже прислушиваются. Ваша взяла, товарищ генерал-полковник!
— Ну вот и ладненько! Прислушиваться будут! Весь спецназ знает об Искандере!
Он собрался уходить, но Марина решительно вцепилась в рукав:
— Э-э-э, нет, товарищ генерал! Сначала прикажите этому эскулапу меня выписать! А то он снова начнет мне лекцию читать про травмы черепа. Я наслушалась этой чепухи всласть! И еще, я узнавала, форма здесь только большого размера, а у меня и запасная и основная в клочья изодраны да врачами расстрижена. Сапог нет. Где автомат, рюкзак и винтовка, никто не в курсе. Я же сознание тогда потеряла и ничего не помню.
Евгений Владиславович откровенно рассмеялся:
— Степанова, вооружение твое у полковника Огарева в целости и сохранности. Сам видел висевший на шесте рюкзак. Притащили они его вместе с тобой. Форму я тебе привез с Московского склада и сапоги тоже. Насчет врача… Позови его сюда, а сама постой за дверью. Тебе слушать не обязательно!
Маринка деланно обиделась и чуть скривилась:
— Как это — не обязательно? Речь обо мне пойдет…
Генерал хмыкнул и улыбнулся:
— Это мне стоит понимать так — “я, товарищ генерал, все равно подслушаю”. Точно или я не прав?
Женщина кивнула и рассмеялась:
— Точно! Пойду позову Сергея Михайловича…
На половине разговора с хирургом, генерал на цыпочках, очень быстро, подошел к двери и распахнул ее. Степанова не успела подняться от замочной скважины, застыв с открытым ртом и теперь снизу вверх смотрела на генерала, склонив голову на плечо. Главврач откровенно вытаращил глаза, а Бредин, шутливо схватив “шпиона” за ухо, втащил женщину в комнату:
— Ну, раз уж ты все слышишь, сиди здесь! — Повернулся к изумленному доктору и улыбнулся: — Да не удивляйтесь вы нашим шуточным отношениям! Я с самого начала знал, что она под дверью. Не сможет разведчик устоять, если речь о нем идет. Обязательно подслушает. Мы с Мариной знакомы больше десяти лет. Она и в афганскую кампанию под моим руководством воевала.
Главврач спросил, глядя в лицо Степановой:
— Значит, она Ясон?
Генерал сразу посерьезнел. Переглянулся с Мариной:
— Откуда вы знаете?
— Один из раненых по секрету сказал, да я не поверил. Я в ташкентском госпитале работал и раненых с Афгана не один десяток прооперировал. Значит, парень прав оказался…
Бредин строго спросил:
— Этот парень еще здесь?
— Пролежит не один месяц. Вертолетчик. Обгорел сильно. Марина неоднократно его кормила, он ее узнал. Кстати, майор взял с меня слово молчать. И сказал я вам это только потому, что вы непосредственный начальник. Так что вашу подчиненную еще помнят.
Генерал попросил:
— Не могли бы вы проводить меня к этому раненому?
— Пожалуйста. Только вот халат оденьте, а то ваши звезды у раненых шок могут вызвать. Кое-кто вскочить попытается…
Евгений Владиславович натянул принесенный медсестрой халат. В сопровождении Марины и хирурга, направился в палату. Крупный мужчина лежал весь перебинтованный до самых глаз. Только глаза да рот были не забинтованы и темными щелями выделялись на белых бинтах. Главврач повернулся:
— Вот он. Майор Кугель.
Марина долго копалась в памяти, фамилия была совершенно не знакомой. Раненый смотрел на нее сквозь прорези. Потом прошептал:
— Да не вспоминайте, не узнаете. Вы спали, когда полковник внес вас в наш вертолет. Я помог ему подняться с вами на руках и видел в прорези маски губы и закрытые глаза. Мы летели в Кабул. Я командиром МИ-24 был в Афгане. И сразу вас узнал, когда вы первый раз наклонились. Где ваш муж?
Марина побледнела и еле вздохнула:
— Он умер от сердечного приступа…
Отвернулась, чтобы смахнуть слезы. Воспоминание о полковнике Горчакове было болезненным. Майор прошептал:
— Простите…
Женщина обернулась, вымученно улыбнувшись. Осторожно погладила его по забинтованному лбу. Бредин наклонился и попросил:
— Вы больше никому не говорите о Марине. Теперь ей здесь воевать. Поправляйтесь, майор и возвращайтесь в строй.
Он моргнул глазами на проступавшие из-под халата звезды на погонах: