У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Близнецы расхохотались:
— Помнишь еще, как нас Черепичка называл! Это хорошо. Узнали от Кости Силаева. Он нам письмо прислал, а в нем — душманская листовка, где твой портрет был. Духи за твою голову пятьсот тысяч афгани предлагали.
По лицу Марины словно тень пробежала и это не укрылось от генерала. Красивое лицо на долю секунды исказилось от муки. Она вновь стала веселой, но это веселье, как он чуял, было теперь наигранным. Бредин решил узнать, кто такой Костя Силаев. Фамилия показалась странно знакомой. Но он так и не смог представить ее обладателя.
Братья сели по обе стороны от Марины, беззастенчиво оттеснив генерала в сторону. Принялись расспрашивать Степанову, почему все считали ее погибшей. Мужчины вокруг, не скрываясь, прислушивались к разговору. Женщина чуточку смущенно улыбнулась и ответила, обведя взглядом лица вокруг:
— Я не могу говорить об этом, ребята. Вы уж простите. И еще, забудьте, что меня видели. Всех прошу! Нет больше Искандера, есть просто Марина.
Который-то из братьев вздохнул:
— Костя переживал страшно. Он нас спрашивал, не слышали ли мы, где это случилось и как. А нас как раз перебросили под Герат, так ничего и не узнали. Снова воюешь? Никак не угомонишься…
Ответил генерал:
— У нее своя война, раз сталкивались — знаете.
Все замолчали, разглядывая молодую женщину. Обратили внимание на новенькую, еще не обмятую форму и бледное лицо. Розовый шрам на виске, выглядывающий из-под светлых волос. Большая часть летевших десантников прошла Афган и что означал такой вид, поняли многие. Близнецы наклонились и косясь на генерала, спросили:
— Ты из госпиталя?
Бредин услышал и усмехнулся:
— Во, десантура! Все видят. Из госпиталя она, из госпиталя! А теперь забудьте.
К апрелю бандформирования Дудаева были вытеснены из центральной части к предгорьям Главного Кавказского хребта. Теперь их базы находились в Шатойском, Веденском и Ножай-Юртовском районах. Боевики выставили минно-взрывные заграждения на подходах. Они серьезно готовились к войне в горах и надеялись, что уж здесь-то одержат победу. Горы все же были их родной стихией. Какое-то время они считали, что русские будут действовать в горах лишь с помощью артиллерии и авиации. Федералы тоже готовились к войне в горах.
Прежде чем лезть в горы, требовалось время, чтобы отремонтировать технику, доставить продовольствие, боеприпасы и все необходимое. За три месяца непрерывных боев устали люди. Заменить было некем. Требовался отдых. Снова начались переговоры с чеченцами. Выдвигались мирные условия на время переговоров. Но их выполняли лишь российские войска. Боевики вовсе не собирались соблюдать мораторий. Гибли солдаты и офицеры. Дудаевцы убивали даже лояльно настроенных к русским чеченцев.
Дудаев в открытую призывал всячески вредить русским, не оказывать помощи. Грозил вырезать всех тех, кто станет сотрудничать с федеральными войсками. В конце апреля старейшины аула Очкой-Мартан, родового гнезда Дудаевых, в открытую заявили боевикам:
— Хотите воевать — уходите из села! Мы вас больше сюда не пустим. Хватит разрушений и крови. Здесь женщины и дети, вы не имеете права рисковать нашими жизнями. А нам война не нужна.
Прежде чем уйти, боевики насильно мобилизовали в свои ряды 13-14-летних подростков и увели с собой. Эмиссары Дудаева вовсю вербовали добровольцев в странах Прибалтики, Северной Осетии, Дагестане, Украине, других республиках и даже в России. Наемники получали до тысячи долларов в сутки плюс премиальные за головы российских солдат и офицеров. Оплату совершал ряд мусульманских фундаменталистских организаций. В том числе афганский “Талибан” и “Аль-Каида” Усамы бен Ладена.
Сашка несся по улице, не обращая внимания на лужи. Он перескакивал через них, даже не замечая. Черные кудрявые волосы топорщились факелом, отливая под солнцем синевой. Смуглое лицо расплылось в радостной белозубой улыбке. Черные глаза сверкали, словно агаты. Распахнутая ветровка сзади забрызгалась грязью, но ему было не до того. В руке он сжимал письмо и радостно вопил на всю улицу:
— Юлька, бабуля, дедуля, от мамы письмо пришло! Там фотография! Я чувствую! Ура-а-а!
Из окон домов выглядывали соседи. Сестренка выскочила со двора и бросилась ему навстречу. Светлая коса била по спине, серые глазенки блестели. В руке болталась большая пластмассовая кукла в розовом платьице. Девочка забыла оставить ее на скамейке, где играла. Она запрыгала вокруг, пытаясь дотянуться до руки высокого братишки:
— Дай и мне потрогать мамино письмо! Дай!
Он сунул конверт ей в руку. Подхватил на руки и закружил вокруг себя. Прежде чем отпустить, несколько раз поцеловал в порозовевшие щеки:
— Юлечка, пошли быстрей читать!
Взявшись за руки, побежали к крыльцу. Кукла так и болталась из стороны в сторону в руке маленькой хозяйки. Елена Константиновна выскочила из дома в переднике и накинутой на плечи кофточке. Прикрикнула на внука:
— Что же ты так кричишь? Потише нельзя? Аж напугал, негодник! Давай быстрей письмо, читать будем. Вон и дед с огорода идет. Прямо на крыльце прочтем, чтоб вам не раздеваться по десять раз…
Нетерпеливо вскрыла конверт и выдернула письмо. Из него точно показалась фотография: Марина стояла у вертолета с двумя чернявыми подполковниками. Лица мужчин были похожи друг на друга. Они смеялись, а Степанова задумчиво смотрела в объектив. На обратной стороне по уголку вилась надпись: “Моим любимым детям от мамы. Рядом со мной Григоре и Димитру Калароши”.
Сашка долго смотрел на лицо матери, а потом гордо сказал:
— Наша мама самая красивая даже на войне! Смотри, Юль, как эти дядьки на нее смотрят…
Марина рассказывала о буднях в Чечне, расписывала раскисшие дороги по которым колесному транспорту не пробраться и ни словом не упомянула о ранении. Стараясь успокоить, сообщила: “В ближайшее время заданий для меня не предвидится, так как армия наступает. Но есть дела в штабе армии. Весной приехать не смогу. Вы не волнуйтесь. Все нормально”.