У рифа Армагеддон
Шрифт:
Теперь все, что нужно было сделать Уиллимсу, это самому вернуться в Эмерэлд.
XIII
Зал тайного совета,
королевский дворец,
Теллесберг
Лицо Хааралда VII было жестким и мрачным, маска гневной дисциплины поверх горя. Его сын сидел рядом с ним за огромным столом в освещенном лампами зале совета, и выражение лица Кэйлеба было еще более похожим на маску, чем у
Бинжэймин Рейс также сидел за столом с сэром Рижардом Сифармером позади него. Не присутствовали ни епископ Мейкел, ни кто-либо из других членов тайного совета, и Мерлин задался вопросом, было ли это хорошим знаком или плохим. По крайней мере, король, казалось, был готов на данный момент не привлекать внимания к Мерлину.
Королевские стражники были вежливы, когда прибыли вслед за кучером Грей-Харбора в особняк Тириэна, повинуясь срочному вызову графа, но они также были очень, очень тверды. На самом деле их было трудно винить, учитывая забрызганную кровью и усеянную телами сцену, которая встретила их в библиотеке недавно умершего герцога Тириэна. В конце концов, то, что его нашли стоящим над телами двоюродного брата короля и пятнадцати его личных стражников, должно было подпадать под статью о подозрительном поведении.
По крайней мере, их вызвал сам граф, и лейтенант Хантир, молодой офицер, который командовал прибывшим по вызову отделением, был готов, по крайней мере, предварительно предположить, что первый советник знал, что он делал. Эта готовность получила удар, когда Хантир обнаружил, чей именно кинжал был воткнут в спину герцога. Но этого было достаточно, чтобы, по крайней мере, гарантировать, что особняк будет опечатан и что все дело будет храниться в секрете до тех пор, пока не будет проинформирован сам король.
Однако это было все, на что лейтенант был готов пойти, и первый он советник или нет, Грей-Харбор оказался очень вежливо помещенным под арест. К удивлению Мерлина - насколько что-либо могло быть забавным в данных обстоятельствах, - молодой стражник был с ним почти так же вежлив, как и с графом. Однако у них обоих изъяли все оружие, прежде чем их "сопроводили" в зал совета.
– Сова, - неслышно произнес Мерлин по встроенному коммуникатору.
– Проверка связи и телеметрии.
– Подтверждена нормальная работа канала связи, лейтенант-коммандер, - ответил ИИ.
– Все каналы телеметрии скиммера в номинальном режиме, - добавил он, и Мерлин мысленно кивнул. Он надеялся, что все обернется не так уж плохо, но это не означало, что так оно и было бы. Всегда было возможно, каким бы маловероятным это ни казалось, что Хааралд прикажет немедленно казнить их, и Мерлин не мог этого допустить. Это было бы не только очень неудобно для него лично, но и означало бы полный провал миссии Нимуэ Элбан на Сэйфхолде.
Вот почему разведывательный скиммер парил прямо над королевским дворцом, несмотря на грохочущую грозу. И это также было причиной того, что оружие скиммера было полностью подключено к сети под контролем Совы.
– Ваше величество, - тихо произнес лейтенант Хантир, - граф Грей-Харбор и лейтенант Этроуз.
– Спасибо, лейтенант.
– Голос Хааралда звучал резко, вежливость была автоматической, и он даже не взглянул на стражника.
– Оставьте
– Как прикажете, ваше величество, - пробормотал Хантир.
Он удалился, и массивная дверь зала совета тихо закрылась за ним. Металлический лязг защелки прозвучал громко в тишине, а затем, словно по сигналу, еще один оглушительный раскат грома потряс дворец.
– Итак, - сказал Хааралд после долгого молчания.
– Я говорил с Бинжэймином. Я говорил с лейтенантом Хантиром. Я поговорил с самым старшим из стражников Калвина, которого мы смогли найти. Теперь я хочу знать, что, во имя Шан-вей, произошло.
Его голос был жестким, более холодным, чем Мерлин когда-либо слышал, лично или через один из своих снарков, а его глаза были осколками коричневого льда.
– Ваше величество.
– Грей-Харбор опустился на одно колено и склонил голову перед своим монархом. Мерлин увидел, как расширились глаза Кэйлеба, но выражение лица Хааралда даже не дрогнуло.
– Что бы ни случилось, это моя вина, - сказал первый советник, его голос был низким и печальным, но твердым.
– Я буду определять, кто был виноват, - сказал ему Хааралд, - а не ты.
– Ваше величество...
– начал было Уэйв-Тандер, но Хааралд резко поднял руку.
– Нет, Бинжэймин, - холодно сказал он.
– Знаешь, в данный момент я тоже не совсем доволен тобой. Но я хочу услышать, что Рейджис и сейджин Мерлин скажут в свое оправдание без каких-либо дополнений с твоей стороны.
Уэйв-Тандер с несчастным видом откинулся на спинку стула, рот его был закрыт, а глаза короля впились в коленопреклоненного Грей-Харбора.
– Почему ты говоришь, что это была твоя вина?
– потребовал он.
– Потому что именно моя глупость создала ситуацию, в которой сейджин Мерлин был вынужден спасать меня, - непоколебимо сказал Грей-Харбор.
– Сейджин предупредил Бинжэймина и меня, что Калвин был предателем. Я отказывался в это верить. На самом деле, я зашел так далеко, что поверил - настаивал, - что Мерлин лгал в своих собственных целях. Даже когда Бинжэймин пришел ко мне и рассказал о том, что уже обнаружил сэр Рижард, я отказывался верить. И поскольку я это сделал, я нарушил свою клятву первого советника. Вместо того, чтобы сохранить в тайне информацию, которой поделился со мной Бинжэймин, я пошел к Калвину, чтобы сказать ему, что он находится под подозрением. Что он должен был отмежеваться от людей, которые, как мы знали, были агентами Эмерэлда. Что он должен был прийти к вам, ваше величество, и рассказать вам все, доказать, что обвинения сейджина Мерлина были ложью. Но...
– Наконец он поднял глаза, его лицо было искажено болью, а глаза блестели от непролитых слез.
– Это не было ложью.
В комнате воцарилась тишина, застывшая картина, когда коленопреклоненный тесть встретился взглядом с кузеном герцога. Тишина растянулась сначала на несколько секунд, потом почти на целую минуту, и на заднем плане тихо прогрохотал более отдаленный гром. Затем, наконец, ноздри Хааралда раздулись, когда он глубоко вдохнул.
– Откуда ты знаешь, что это не так?
– спросил он очень, очень тихо.
– Потому что Калвин признался мне в этом, ваше величество.
– Голос Грей-Харбора наконец дрогнул, измученный воспоминаниями о боли.