У Серебряного озера (На берегу Тенистого ручья)
Шрифт:
После раннего ужина папа искупался в спальне, а Лора и Мэри нарядились в новые платья. Задавать вопросы было бесполезно, и поэтому они их больше не задавали, но все еще удивлялись и шептались.
В кузове фургона лежало свежее сено. Папа посадил туда Мэри с Лорой и закутал их одеялами, а сам вместе с мамой уселся на сиденье и поехал в город.
На темном небе поблескивали мелкие холодные звезды. Копыта лошадей гулко стучали, колеса громыхали по замерзшей земле.
Но папе послышалось еще что-то.
— Стой! — сказал он, натягивая вожжи.
Сэм и Дэвид остановились. Вокруг было очень тихо. Огромную холодную тьму тут и там пронизывали звезды. Вдруг в тишине раздался какой-то мелодичный звук. Всего две ноты, но эти две ясные ноты звучали снова и снова.
Никто не шевелился. Только Сэм и Дэвид звякали уздечками и сопели. А две ноты — низкие, ясные и чистые’ — все звенели и звенели. Казалось, это поют сами звезды.
— Пожалуй, пора ехать, Чарльз, — тихо сказала мама, и фургон покатился дальше. Но даже громкий стук колес не мог заглушить эти ритмичные звуки.
— Что это, папа? — спросила Лора, и папа ответил:
— Это новый церковный колокол.
Ради этого колокола папа ходил в старых залатанных сапогах.
Весь город, казалось, уснул. Темные лавки остались позади. Вдруг Лора вскричала:
— Ой! Посмотрите на церковь! Какая она красивая!
Церковь была залита светом. Свет лился изо всех окон и вспыхивал в дверях, когда кто-нибудь открывал их, чтобы войти внутрь. Лора чуть не выскочила из-под одеяла, но вовремя спохватилась, вспомнив, что, пока фургон не остановится, вставать на ноги нельзя.
Папа подъехал к церкви, помог всем вылезти из фургона и велел заходить внутрь, но они остались на холоде, ожидая, пока он накроет попонами Сэма и Дэвида, и только тогда вошли все вместе.
Едва переступив порог церкви, Лора от изумления разинула рот, широко раскрыла глаза и схватила за руку Мэри. Когда все уселись, она смогла наконец насмотреться всласть.
Перед рядами скамеек стояло дерево. Вернее, Лора решила, что это должно быть дерево, потому что, хотя у него был ствол и были ветки, такого дерева она никогда раньше не видела.
На тех местах, где летом, наверное, бывают листья, висели пучки и длинные полоски тонкой зеленой бумаги. Среди них пестрело множество мешочков из красной москитной сетки. Лора была почти уверена, что видит в них леденцы. С веток свисали пакеты, завернутые в красную, розовую, желтую бумагу и перевязанные разноцветными тесемками. Кое-где виднелись шелковые шарфы. С одного сучка свисала пара красных рукавичек, пришитых к шнурку, который надо вешать на шею, чтобы рукавички не потерялись. На другом сучке висела пара туфель, привязанных за каблуки. И все это было перевито длинными гирляндами из нанизанных на нитки зерен воздушной кукурузы.
Под деревом лежали и стояли всякие вещи. Лора разглядела блестящую рубчатую стиральную доску, деревянный ушат, маслобойку, новенькие дощатые санки, большую лопату и вилы с длинной рукояткой.
От волнения Лора не могла говорить. Все крепче и крепче сжимая Мэрину руку, она подняла вопросительный взгляд на маму. Мама улыбнулась и сказала:
— Это рождественское дерево. Правда, красиво?
Мэри и Лора, не сводя глаз с чудесного дерева, молча кивнули.
Они даже не удивились, когда узнали, что настало Рождество, хотя совсем его не ожидали — ведь еще не выпало достаточно снега. Вдруг Лора заметила самую чудесную вещь из всего, что было на дереве. На самой верхушке висела меховая пелеринка, а чуть пониже — меховая муфта.
Рождественскую проповедь читал преподобный Олден, но Лора молча смотрела на дерево и не слышала, что он говорит. Все встали и запели. Лора тоже встала, но петь она не могла. Из ее горла не вырвалось ни звука. Ни в одной лавке на свете не увидишь столько чудесных вещей, сколько на этом дереве.
Когда закончилось пение гимнов, мистер Тауэр и мистер Бидл стали снимать с дерева пакеты и читать написанные на обертках имена, а миссис Тауэр и мисс Бидл ходили по проходу и раздавали пакеты тем, чьи имена были на них написаны.
Каждая вещь, висевшая на дереве, была рождественским подарком для кого-нибудь из прихожан!
Когда Лора это поняла, все — лампы, люди, голоса и даже само дерево — вихрем завертелось у нее перед глазами и с каждой минутой вертелось быстрей и быстрей. Кто-то дал ей большой шарик из воздушной кукурузы и красный мешочек. Там и вправду лежали леденцы. Мэри тоже получила такой мешочек. И Кэрри тоже. Все девочки и мальчики получили по мешочку. Потом Мэри дали голубые рукавички, а Лоре — красные.
Мама развернула большой пакет, и в нем оказалась большая шерстяная шаль в коричневую и красную клетку. Папе подарили теплый мохнатый шарф. Кэрри получила тряпичную куклу с фарфоровой головой и завизжала от радости. Мистер Бидл и мистер Тауэр, стараясь перекричать смех, говор и шорох бумаги, продолжали громко выкликать имена.
Меховая пелеринка с муфтой все еще висели на дереве, и Лоре ужасно хотелось, чтобы их подарили ей. Она не сводила с них глаз. Кому они достанутся? Навряд ли Нелли Олсон — ведь у нее уже есть меховая пелеринка.
Больше никаких подарков Лора не ожидала. Но тут миссис Тауэр принесла Мэри хорошенькую книжечку с картинками из Библии.
Мистер Тауэр снял с дерева пелеринку и муфту. Он прочитал какое-то имя, но из-за шума Лора ничего не расслышала. Она потеряла из виду пелеринку с муфтой. Они исчезли в толпе.
Потом Кэрри принесли хорошенькую фарфоровую собачку — белую с коричневыми пятнами. Но Кэрри держала обеими руками свою куклу и не спускала с нее глаз, и поэтому собачку взяла Лора.
— С Рождеством, Лора! — сказала мисс Бидл, протягивая Лоре красивую коробочку. Коробочка была сделана из блестящего белоснежного фарфора, а на крышке у нее стоял крошечный чайник, выкрашенный золотой краской, и крошечная золотая чашечка на золотом блюдечке.