У Южного полюса
Шрифт:
Крестом» и с экспедицией и перешел на суденышко с туземной
командой, совершающее рейсы вдоль побережья. Оно называлось
«Руругау», что на языке маори означает: «Не боящийся ветров».
Один из туземцев, говорящий по-английски, заявил: то, что
я попал именно на данный корабль,—хорошее предзнаменование.
С большой сумкой, полной писем, я покинул на маленькой
шхуне Полулунную бухту под прощальный салют и громкое
«ура», раздававшиеся с «Южного Креста». «Руругау» взял курс на
видневшуюся далеко на севере в голубоватой дымке землю.
Сильное западное течение и слабый ветер задерживали судно.
Все же земля на севере постепенно, вплоть до сумерек,
становилось все более различимой. С наступлением темноты с
юго-востока подул свежий ветер, и в 10 часов вечера 1 апреля мы увидели
огни маяка у входа в бухту Блефф.
После сложных поворотов между буями с колоколом и
бакенами мы ровно в 12 часов ночи вошли в гавань Блеффа.
Освещения на улицах не было. С большим трудом и после
долгих поисков нашел я, наконец, телеграф. Он помещался
в низком деревянном здании.
Долго и сильно барабанил я во входную дверь, пока,
наконец, услышал скрип оконца под крышей и недовольный голос,
спросивший, что случилось. Однако стоило мне назвать себя,
как меня самым вежливым образом попросили подождать
секунду. Через несколько минут застучал телеграфный аппарат и
была установлена связь с Австралией.
Телеграфист, исполнявший свои обязанности чуть ли не
в одном белье, был исключительно любопытен. Тик-так, тик-так—
работал аппарат. Вдруг телеграфист остановился. Его коллега
на другом конце провода интересовался, нашел ли я у Южного
полюса какие-либо поселения.
— Что мне ответить?—спросил телеграфист.
— Ответьте, что Борхгревинк нашел много птичьих
поселений.
Тик-так, тик-так—слышалось снова: в Австралии стало
известно, что «Южный Крест» и экспедиция благополучно
вернулись.
Моя первая телеграмма сэру Джорджу Ньюнсу в Лондон
гласила:
«Задача экспедиции выполнена. Положение Южного
магнитного полюса установлено. Доехал на санях до 78 градусов
50 минут. Зоолог Николай Гансон умер. На борту все в порядке.
Борхгревинк».
После отправки телеграммы я как будто освободился от
бремени, лежавшего на мне, и в ту же минуту почувствовал
страшную усталость, почти изнеможение. Собственно говоря, я был
даже и не рад тому, что меня больше не тяготит ответственность.
Я скучал по судну, по одиночеству, по знакомым лицам.
— Вы устали,—сказал мне телеграфист, и я как сейчас
слышу этот голос. Он оделся, проводил меня в гостиницу, где я
тотчас же улегся спать.
Когда в восемь утра я отдернул оконные занавески, первое,
что я увидел, был норвежский флаг, весело развевавшийся по
ветру на гафеле белого трехмачтовика. «Земляк» стоял у
пристани. С него выгружали сосны и ели, доставленные с далекой
родины. Это был первый привет «Старой Норвегии».
Патриотическое чувство охватило меня. Я раскрыл окно
и помахал рукой в сторону корабля.
После этого я принял первую культурную ванну. Едва
лишь я начал с наслаждением мыться, как кто-то настойчиво
постучал в дверь ванной.
Я выразил недовольство, но чей-то голос закричал мне, что
я должен немедленно открыть дверь и взять газету, где найду
приятную неожиданность. Я выскочил из воды и схватил
протянутую через дверь газету. В газете была напечатана телеграмма
из Аделаиды (Австралия), которая гласила следующее:
«Вчера в полночь пароход «Австралия» прибыл из Европы.
Среди пассажиров была миссис Карстен Борхгревинк. Один из
репортеров спросил ее, когда она ожидает своего супруга. Она
ответила, что не знает, удастся ли ему вернуться в этом году;
все же она считает, что его возвращение должно последовать
в недалеком будущем».
Моя жена в Австралии! Она оказалась там в тот момент, как
я ступил ногой на Новую Зеландию. Поразительное совпадение!
В первую минуту газетное сообщение показалось мне
неправдоподобным. Я подумал, что это обычная газетная утка.
Однако вскоре выяснилось, что корреспонденция заключала
в себе чистую правду.
Большой пароход «Австралия», совершающий рейсы на
восток, вышел из Европы пять недель назад. Никакой
договоренности между мной и женой о встрече в южном полушарии не было.
Возвращение мое зависело от ледовой обстановки. И тем не
менее оба мы оказались на австралийском материке в один и тот
же час. Мне было известно, что ее пароход уже находится на
пути в Мельбурн. Поэтому я немедленно телеграфировал туда,
сообщил жене о счастливом возвращении экспедиции и
одновременно просил ее направиться дальше, в Хобарт, столицу
Тасмании. Мельбурн и Сидней были объявлены подозрительными по
чуме. Прибытие «Южного Креста» туда означало бы задержку
и карантин, а также риск для участников экспедиции. Наша
первая встреча с женой должна была состояться в Хобарте.
После отправки телеграмм я нанес визит члену парламента