У Южного полюса
Шрифт:
много белых тюленей (Lobodon Carcinophaga). Нам осталось на
память несколько чудесных черепов этих животных.
Как-то вечером, разбив свой лагерь, мы обнаружили, что
пропал Савио. Как большинство детей природы, лапландцы
обладают врожденным инстинктом, который подсказывает им,
где можно найти дичь; поэтому я ни минуты не сомневался в том,
чю Савио учуял тюленей. Мы собирались уже заснуть,
забравшись в свои мешки, как вдруг услышали громкие крики Савио.
Впечатление было такое, что он вступил с кем-то в борьбу.
Мы вылезли из спальных мешков и увидели, как Савио гнал
перед собой большого тюленя—совсем так, как норвежские
крестьяне гонят скот на рынок. Тюленя убили. Из свежего мяса
сначала приготовили хороший обед для собак, а из сала разожгли
замечательный костер. Мы разложили вокруг огня спальные
мешки и стали посасывать трубочки; лапландцы, играя своими
большими ножами для охоты на тюленей, рассказывали
всевозможные истории.
Интересно было наблюдать, как лапландцы убивают тюленей.
При этом они проявляли радость, характерную для дикарей,
убивающих зверя. Правда, то же можно наблюдать и у
цивилизованных народов, у которых кровожадность именуется
благородной страстью к охоте.
Заметив тюленя, лежавшего на земле, лапландцы смотрели
на него загоревшимися глазами, затем вытаскивали свои
охотничьи ножи, кололи ими тюленя, чтобы он принял
оборонительную позу, и танцевали в самозабвении вокруг зверя, время
от времени приставляя нож к его груди и тут же отдергивая его.
Игра эта повторялась многократно, все больше возбуждая
охотничий инстинкт. Вдруг нож погружался с молниеносной
быстротой по рукоятку в тело животного и снова извлекался оттуда
с такой же быстротой. Из зияющей раны лилась потоком кровь.
Картина эта прямо-таки опьяняла лапландцев.
Часто тюлень очень долго корчился на снегу; случалось,
что нож, если удар был силен, оставался торчать в нем.
Несчастные животные хватали рукоятку ножа зубами. Пока они бились
на земле, лезвие и рукоятка ножа исчезали в толще их мышц.
Больших трудов стоит предупредить ненужную жестокость при
бое тюленей. Мы стремились умертвить животных как можно
быстрее.
На тюленьих промыслах большого масштаба в целях
выигрыша времени, а следовательно, и денег совершаются
отвратительные жестокости.
От старых охотников—тюленебоев—я слышал, что они не сразу
убивают тюленей, а предпочитают сдирать с них шкуру, пока те
еще живы. Тогда несчастное животное само помогает этому
процессу тем, что, корчась в страшных муках, пытается все время
отпрянуть от острого ножа; его обнаженные окровавленные
мышцы дрожат на свирепом холоде.
Во время этой поездки мы сильно страдали от мороза. Много
раз белели у нас щеки, нос и уши, хотя руки и лица были покрыты
толстым слоем жира.
Обычно по возвращении домой из далеких поездок мы
устраивали себе нечто вроде ванны. Правда, большей частью дело
сводилось к мытью лица и рук, но часто и этого не удавалось сде-
лать. О настоящей ванне, конечно, не могло быть и речи; для этого
у нас не было соответствующих приспособлений, кроме того,
нельзя было допускать, чтобы наша кожа сделалась слишком
чувствительной к холоду. Самыми чистыми из нас были
лапландцы и примером в этом смысле являлся Савио.
Посреди зимы, при очень низкой температуре, он устроил
себе под снегом ванную комнату. Я обратил внимание на то, что
он долго и старательно роет яму в большом сугробе. Когда в один
прекрасный день яма была готова, Савио скрылся в ней,
прихватив туда печурку и котелок, которые мы обычно использовали
для вываривания тюленьих голов и получения таким путем чистых
черепов. Вскоре мы увидели, как из сугроба торчит черная труба
печки, обложенная поленьями и асбестовыми пластинками.
Затащив в свою снежную пещеру несколько деревянных
ящиков и немного угля, Савио наглухо закрыл выход; вскоре
из трубы повалили густые клубы дыма.
Несколько часов мы не видели Савио, но вечером он появился
в доме, веселый и чистый, как младенец. На дворе было 40
градусов мороза, однако, несмотря на это, лапландец несколько
часов просидел под снегом голым и не замерз.
Этот способ мытья казался нашим лапландцам самым
обыкновенным делом. Уроженцы северной Норвегии часто так моются,
хотя по большей части они устраивают себе баню в каменных
или земляных хижинах.
Попариться Савио было явно невредно. Вскоре я осмотрел
его баньку и обнаружил, что он вырыл себе просторное
помещение, в центре которого стояла печка; сам же Савио располагался
на пустых ящиках. Он топил вовсю, и снег в нескольких местах
подтаял. Однако ледяная крыша была такой толщины, что
на ней ничего не было заметно. Теплый воздух, наполнявший
помещение, делал баню, с точки зрения Савио, безупречной.
Прием пищи происходил у нас в ту пору следующим образом: