У Южного полюса
Шрифт:
в качестве исходного пункта, мы получали богатый и ценный
материал. Это вознаграждало нас за те лишения, которым мы
подвергались.
Мы систематически совершали из маленькой хижины
короткие поездки на санях; постепенно нам удалось собрать
исключительно важные коллекции минералов. Сам я занимался в
основном топографической съемкой. В сопровождении Савио я
работал почти восемь недель в горах вокруг пика Сабин, и мне
удалось точно зафиксировать береговую линию бухты Робертсон.
С основной базой на мысе Адэр мы поддерживали постоянную
связь. Когда жизнь в маленькой хижине начинала слишком
тяготить отдельных моих спутников, я посылал их на санях на
основную базу. Это позволяло также перебрасывать наши коллекции
в надежное место. Когда уезжавшие возвращались, они
привозили с собой провиант и другие необходимые предметы.
На острове Йорк мы сильно страдали от мороза, но к концу
августа все же почувствовали, что становится теплее, особенно
в ясные дни, когда сияло солнце.
29 августа маленький, очень чувствительный термометр,
шарик которого мы зачернили тушью, выставленный прямо на
солнце, показал —3° Ц, в то время как температура в тени
составляла —27° Ц.
В тот период Берначчи, Гансон и Элефсен находились на
основной базе. Поскольку мне нужно было продовольствие,
некоторые инструменты и фотографические пластинки, я послал на мыс
Адэр Фоугнера и лапландца Муста с тем, чтобы оттуда приехали
Берначчи и Элефсен. Я ожидал прибытия Берначчи в начале
сентября, однако он с Элефсеном появились на острове Йорк
только в середине месяца в полуночную темень.
После нескольких суток метели, в течение которых нам
пришлось лежать без дела в хижине, занесенной снегом, в этот день>
пока было светло, мы напряженно работали. Под вечер,
расположившись вокруг очага, в котором ярко пылал тюлений жир,
мы задумчиво созерцали языки пламени и потягивали трубку
мира. Вдруг раздался собачий лай, и вскоре после этого Берначчи
и Элефсен втиснулись в хижину, заняв два последних свободных
места.
Мне не терпелось услышать новости с мыса Адэр—нашей
столицы, однако я не предвидел, что друзья привезут роковую
весть.
После того как Берначчи скинул с себя меховые одежды, так
что стало видно его самого, он начал свое сообщение:
— В ночь на 31 августа,—рассказывал Берначчи,—Гансон,
Элефсен и я чуть не задохлись в доме на мысе Адэр."
Как обычно, мы улеглись на наши койки примерно в 11 часов
вечера, оставив несколько углей догорать в печи.
Рано утром Гансон разбудил нас, окрикнув меня по имени.
Я тотчас вскочил с койки. Не успел я коснуться ногами земли,
как все поплыло вокруг, голова страшно кружилась, воздуху
не доставало.
Я инстинктивно понял: нам угрожает опасность задохнуться
от угарного газа. Последним усилием воли я бросился к двери
и распахнул ее. Затем я потерял сознание и больше ничего не
помню до того момента, когда моих губ коснулась чашка с
вином, каковое я благополучно проглотил.
Надо мной стоял бледный Элефсен, едва держась на ногах,
и выглядел так, будто он сейчас грохнется в обморок. С ним про-
изошло то же, что со мной. Свежий воздух из открытой двери
привел его в чувство. Элефсен, почувствовав, что теряет сознание,
бросился наружу, где быстро пришел в себя.
Хуже всех пришлось Гансону. Его непрерывно рвало. По
всей видимости, он сильно страдал. На лбу выступили капли
холодного пота. Он то и дело терял сознание, и мы боялись за
его жизнь.
Однако после ему стало лучше, и он крепко заснул.
Мы с Элефсеном начали искать причину этого неприятного
происшествия и обнаружили, что направление ветра за ночь
переменилось и ветер стал задувать в дымовое отверстие. На нашу
беду, ложась спать, мы оставили огонь в печке. Поскольку
дымовой клапан продолжал находиться в прежнем положении,
угарный газ стал проникать в комнату и заполнил ее. Ввиду того,
что помещение было плотно закрыто, в него почти не проникал
воздух снаружи.
На следующий день Элефсен и я чувствовали себя крайне
разбитыми. Нас мучил кашель, сильно болела голова. Гансон,
наоборот, казался молодцом, и лишь несколько позже его
состояние опять ухудшилось. Но, по-видимому, это ухудшение
ничего общего не имело с описанным выше событием. Весь
следующий месяц у него был неплохой аппетит.
Порой, однако, находило на него плохое настроение. Это
обстоятельство сильно удручало Элефсена и меня... Гансон
сомневался в том, что он быстро поправится, и поэтому просил,
чтобы врач поскорее вернулся на основную базу на мысе Адэр.
9 сентября, когда явились Муст и Фоугнер, я пустился
вместе с Элефсеном в дорогу, исполняя полученный с острова Йорк
приказ.
Начали мы собираться с пяти утра, рассчитывая рано уйти
и иметь перед собой долгий день пути, но смогли тронуться
только в полдень. С нами было трое саней и 18 собак. На двух