Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
разбудил обеих небрежных служанок, и они, пораженные одной и той же
мыслью, кинулись к двери, которая, как я только теперь заметила, была открыта.
Она вела в галерею, украшенную теми из наших фамильных портретов, что
пережили потерю семейного состояния. Среди них был неосторожно
помещен уже оставивший по себе роковую память портрет графа Эссекса при
штурме Кадикса — печальное наследие, которое леди Пемброк завещала Эл-
линор. Все мыслимые ужасные последствия
Неверными шагами я вошла в галерею... Увы! Худшие мои опасения
подтвердились. Та, что прежде звалась Эллинор, бледная и изможденная, как призрак,
лежала распростертая на полу перед картиной, одной рукой судорожно
сжимая на исхудалой груди беспорядочные складки одеяния, другую руку
выразительным жестом протянув к безжизненному изображению того, кто был
столь любим ею. С нетерпеливой поспешностью я приложила ладонь к ее
сердцу — оно не отозвалось моему дрожащему прикосновению, странница-
душа отлетела с последним дыханием. Эллинор навсегда перестала страдать.
Твоя прощальная молитва, о Эссекс, оказалась пророческой — ее душа, вновь
обретя память, разорвала свою смертную оболочку и устремилась ввысь.
Едва мы успели скромно предать земле милый прах, как следом
скончалась добрая леди Арундел. Я перенесла эти утраты с благочестивым
смирением. Слезы, что льются, когда Небеса призывают к себе несчастных,
умиротворяют бурные порывы скорби тех, кто остался жить, и глубоко ранят лишь
душу, еще непривычную к страданию. С оживающей в сердце тревогой я
видела, как подействовали эти первые утраты на нежную душу моей дочери. Это
не означает, что я стремилась совершенно заглушить в ней все живые
впечатления, неотделимые от естественных привязанностей: слезы юности подобны
мягким майским дождям, избавляющим садовника от лишних трудов, они
помогают вызревать плодам разума; когда же те и другие проливаются слиш-
ком часто, они истощают почву и губят еще не раскрывшиеся бутоны. Моя
душа не располагала разнообразием светлых и радостных впечатлений, с
помощью которых я могла бы надеяться ободрить и укрепить нежную душу
своей Марии. Не желая искать новых дружеских привязанностей, я сочла более
благоразумным переменить жилище и новизной и разнообразием, которые
дарит перемена мест, постепенно утешить и развлечь ее. Я послала своего
управляющего подыскать для нас новый дом. Я возвращалась мыслью к тому
давнему дню, когда мрачные аркады разрушенного монастыря, обладая
простым достоинством новизны, развлекли мой угнетенный ум даже в несчастье,
лишившем меня моей приемной матери. Увы, в пору неопытной юности все,
что ново, соединяет собственные чары с чарами воображения, а в зрелые
годы сердце не в силах оторваться от того, что некогда его радовало, не надеясь
найти в будущем отрады, которая могла бы сравниться с той, что
воображение рисует ему в прошлом. Для моей дочери, однако, весь мир был нов, и,
выбрав место, привычное моим чувствам, я была уверена, что не разочарую ее.
Я наняла дом близ Темзы, в Ричмонде, куда мы и переехали ранней весной.
Возможно, в своем выборе я, сама того не замечая, имела некую
отдаленную цель. Как ни уединенно я жила вдали от света после своего возвращения
в Англию, молва о принце Уэльском дошла и до меня. Этот утонченный и
образованный юноша поднялся над слабостями своего отца и предрассудками
своего сана, посвятив сердце добродетели, разум — наукам, а тело — тем
достойным, мужественным занятиям, что закаляют и укрепляют человека,
готовя его и к радостям мирной жизни, и к испытаниям войны. Меня восхищала
мысль о том, что появился Стюарт, который сумеет вернуть былую славу
угасающему роду, и я страстно желала увидеть, узнать принца Генриха и
заслужить его уважение.
Король, недостойный столь прекрасного сына, не находил радости в его
обществе и с юных лет доверил его придворному кругу, от лести и
угодничества которого оградить могла лишь добродетель, превышающая хвалу.
Генрих, подобно мне, питал привязанность к красотам Ричмонда и всегда
проводил часть летних месяцев во дворце на берегу Темзы. Мне было приятно
думать, что лишь узкая полоса леса отделяет мои сады от садов его дворца. С
тактом, необычайным в столь молодом возрасте, принц умел быть
приветливым, не поступаясь достоинством, и хотя в своем придворном кругу сохранял
властную манеру повелителя, с бедняками, обращавшимися к нему, он был
братски добр — так говорили о нем в Ричмонде, жители которого
боготворили его и находили удовольствие в разговорах о прекрасных качествах,
которыми он был так щедро наделен. Сладостные надежды, порой возникавшие в
моей душе под влиянием его достоинств, были неотделимы от
многочисленных опасений и страхов, и все же сердце мое не могло не лелеять этих
надежд.
Смена времен года окрасила этот прелестный уголок всеми оттенками
молодой зелени, волны Темзы были чисты и прозрачны, природа вновь
пробудилась во всем своем совершенстве, когда принц Уэльский поселился в своем
дворце неподалеку от наших владений. При этом известии нежный румянец