Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
Генрих, помедлив в нерешительности, внезапно собрался с духом и прервал
молчание.
— Простит ли мне леди Лейстер, — заговорил он, — мои навязчивые
визиты, которые она терпела с такой благожелательностью? Согласится ли она
стать моей поверенной в единственном обстоятельстве моей жизни, которое я
от нее скрыл? Выслушает ли она меня со снисходительностью?
Он умолк, но, прежде чем я решила, как отвечать, заговорил снова:
— С самого детства мне были
легкомысленных и прелестных созданий; под влиянием постоянных, следующих друг за
другом предложений матримониальных союзов я приучился воображать себя
старше своих лет; так удивительно ли, что сердце, от природы влюбчивое,
созрело до срока? Среди множества красавиц, стремившихся увлечь меня, я
вскоре отличил одну, которая едва не погубила мой душевный покой, мою
честь, мою невинность: я утратил бы их, не открой я для себя, что она
эгоистична и честолюбива. Надо ли говорить вам, что этой прелестной
соблазнительницей была графиня Эссекс? Тщеславясь своим влиянием на меня, она
любила повсеместно выставлять его напоказ и рано приучила меня краснеть
за свой выбор, но я не мог допустить, чтобы это продолжалось. Я принял
смелое решение вступить в борьбу с собственным сердцем и удалился сюда, дабы
подчинить его себе или умереть. Леди Эссекс, взбешенная и униженная моим
поведением, лишь укрепила меня в нем, перенеся свою привязанность на
виконта Рочестера и тем обнаружив, что никогда не любила меня. Покоренный
ее красотою, этот жалкий фаворит послушен ее малейшему капризу, а тот,
кому от рождения я обязан послушанием, потворствует всякому капризу
Рочестера. Хотя сейчас я не знаю, как именно леди Эссекс намеревается отомстить
мне, я убежден, что мщение ее зреет, и всякий день ожидаю удара, от
которого не ведаю, как защититься. При таких обстоятельствах как отважиться мне
связать ваши судьбы с моею? Как могу я просить у вас позволения на то,
чтобы предложить вашей прелестной дочери сердце, что неотлучно пребывает
рядом с нею? Мое счастье в ваших руках, сударыня. Ответьте — решитесь ли
вы рисковать своим счастьем, дабы способствовать моему?
Это прямое и искреннее признание принца в своем заблуждении и в
привязанности к моей дочери отвечало первейшему и заветнейшему желанию
моего сердца, которое раскрылось навстречу высокородному юноше, и я
торжественно поклялась без сожалений разделить любые невзгоды, которые могут
воспоследовать из союза, столь дорогого моему сердцу. В душе я не
преминула с радостью отметить, что по праву рождения моя Мария достойна даже
такой чести.
Чтобы скрепить наше взаимное доверие и убедить принца, что нынешний
его выбор разумен, я решилась открыть ему тайну, столь долго, столь
мучительно хранимую, и рассказала историю своей жизни. Сейчас, возвращаясь к
этим волнующим и горестным событиям, я сама ощущала их таковыми, лишь
встречая его пылкое и великодушное сочувствие, ибо моя душа всецело была
во власти светлой и радостной надежды на будущее, которую он подарил
мне.
Принц Уэльский с радостью признал наше родство. В подтверждение
своего рассказа я представила ему давно хранимые свидетельства, в изучение
которых он погрузился в безмолвном благоговении. Затем, устремив на меня
взор, все еще исполненный этого возвышенного чувства, он произнес слова,
вырвавшиеся из самой глубины сердца:
— Кто мог бы предположить, что такая беспримерная стойкость может
обитать в теле столь хрупком и слабом? Пусть же невзгоды, которые вы,
ставшая мне более чем матерью, неизгладимо запечатлели в моей памяти, будут
последними в вашей жизни! Пусть Тот, кто вложил в мою душу восторг и
преклонение перед очарованием вашей дочери и вашими несравненными
достоинствами, позволит стоящему перед вами юноше возместить вашему
сердцу все то, что оно должно было унаследовать, все то, что было им утрачено.
Счастлив будет миг, когда с ангельским обликом вашей матери я своею
властью соединю ее имя, и миг этот, о, самая высокочтимая из женщин, в
будущем непременно настанет!
Слушая эти ободряющие предсказания, я почти верила, что они
осуществятся. Нераскрывшийся цветок твоей юности, о царственный Генрих, хранил
в себе все обещания, способные наполнить сердце теплом и радостью: мое
сердце тотчас все свои желания сосредоточило на тебе и моей дочери, в
единой надежде столь славного союза найдя защиту от страданий и скорби.
Более мне нечего было таить от принца и, приведя мою вспыхнувшую от
смущения Марию, я представила ее царственному кузену, а он доверил свою
незапятнанную душу руке, над которой склонился с таким изяществом. В
порыве чистого восторга, овладевшего моей душой, я забыла весь мир. Я взяла
их соединенные руки, столь дорогие мне, столь любимые мною, прижала к
груди и, чувствуя, что от безграничного блаженства силы покидают меня,
удалилась, чтобы овладеть собой. Бродя по берегу Темзы, я подняла полные
слез глаза к небесам и призвала блаженные души моей матери, сестры и
лорда Лейстера разделить со мной радость совершившегося события, которое