Убить Зверстра
Шрифт:
Странным было то, что, обладая хорошим умом, накопив знания и опыт, в повседневной жизни, в общении она производила впечатление дебильной особы неопределенного возраста. Впечатление усиливала ее некрасивость, граничащая с уродством: большая голова с реденькой пушистой растительностью, через которую просвечивала кожа; огромный, вечно мокрый рот и усеянное множеством мелких коричневых родинок лицо, отчего оно казалось рябым и темным. Фаня была нормального роста и даже при всем перечисленном не выделялась бы из числа других дурнушек, если бы не приклеенная к лицу придурковатая улыбка, усохшие груди и непропорционально большой размер стопы.
Такая внешность была чистым обманом, ибо в Фаине Филипповне по существу ничего ей не соответствовало. Как специалистом и работником, так и человеком она была замечательным, покладистым, рассудительным, умеющим мягко отстоять свое мнение.
Сельское окружение быстро разобралось во всех ее противоречиях, прониклось к ней симпатией и приняло в свои ряды без трений и конфликтов. Правда, кое-кто срывался на жалость, сокрушаясь, что, мол, какая несправедливость судьбы: хорошему человеку, видно, на роду написано коротать жизнь без пары.
Но постепенно и они успокоились, когда у Фани появился ухажер — парень не выдающихся достоинств, но пригож внешне и сносен нравом. Вскорости колхозный конюх Ваня, став женихом Фаины Филипповны, уже именовался Иваном Петровичем, а при регистрации брака взял ее фамилию, сменив неблагозвучную Хряк на Хохнин.
Образованность (для деревни средне-специальное образование было верхом учености!) и городское происхождение Фаины Филипповны уравновешивались теми достоинствами молодого супруга, которых у нее не было, и вместе они представляли хоть и странную на вид, но, по мнению сельчан, удачную пару. Их брак считали по всем статьям равным, особенно, когда после первых посещений тестя и тещи, родителей Фани, которые в село ни разу не приезжали и их никто здесь не знал, Иван умылся, почистился, привел в порядок кудрявую, торчащую во все стороны шевелюру, и, вообще, стал выглядеть как инженер, получивший заочное образование.
Молодые с первых дней зажили отдельно, так как Фаина, притянув за уши право молодого специалиста, ко дню свадьбы получила от колхоза двухкомнатную квартиру, разумеется, служебную — на время работы на колхозной стройке. С родителями Ивана у них сложились прохладные, почти отчужденные отношения. Внешние приличия, конечно, соблюдались: на праздники они ходили друг к другу в гости, дарили подарки, справлялись о здоровье. Но насчет искренности ни одна из сторон не обольщалась, внутреннего тепла в их отношениях не было. Фаине не нужны были в дополнение к мужу, из которого еще следовало сделать человека, забитые, озабоченные тяжелым крестьянским бытом родители и многочисленные сестры и браться, что называется, бедные родственники. Его же родители, со своей стороны, не жаловала «приблуду»: Иван вполне мог высватать работящую местную красавицу — хоть проще, но поприглядней.
Когда же выяснилось, что Фаина не в состоянии забеременеть, дипломатические отношения быстро пошли на убыль и, без пересудов и кривотолков, а как бы нормальным порядком сошли на нет.
Тем временем колхозный долгострой, продолжавшийся шесть лет, завершился и перед Фаиной Филипповной встал вопрос: уволиться из объединения и остаться жить здесь, распрощавшись с работой по специальности, или уехать на место нового строительства, куда укажут в объединении. Она колебалась: хотелось оседлости, определенности, жалко было покидать обжитую квартиру, которую, в случае чего, обещали оставить ей в вечное пользование. Но были обстоятельства, гнавшие ее прочь, прочь и навсегда из этих мест! Она их осознавала, муж — догадывался, но вместе они старались не касаться этой темы при обсуждении будущего. Достаточно, что ее истинные колебания имели понятные всем причины. Оказалось, что ей тяжело сделать выбор, потому что раньше жизнь складывалась по типовой схеме, требующей от нее не столько самостоятельности, сколько работоспособности, чтобы быть в числе лучших и получать лучшее из того, что предлагалось то родителями, то учителями в школе, то преподавателями в техникуме. После окончания учебы государственная комиссия по распределению молодых специалистов продолжила эту традицию принимать решения за нее. На работе то же самое делало вышестоящее начальство. Она привыкла лишь быть добросовестным исполнителем, ее это устраивало.
А тут впервые речь шла о том, чтобы собственным выбором повлиять на дальнейший образ жизни, среду обитания, карьеру. Своим решением она могла закрыть перспективы на будущее или оставить открытой возможность добиться от жизни большего.
Чем дольше она сомневалась и чем дольше взвешивала, тем мучительнее ни к чему не склонялась. Незаметно истекли три года до ее замужества, и вот уже близилась трехлетняя годовщина свадьбы — радостное время без огорчений, неудач и потерь. Она понимала, что так будет не всегда, но понимала также и то, что здесь, куда мало-помалу вросла привычками и привязанностями, неудачи и потери еще долго ее не достанут.
Муж старался не вмешиваться в ее проблемы. Он ничего не терял, чтобы она ни решила. Единственное, о чем позволил сказать, это то, что привык гордиться своей женой, ее ученостью, положением в обществе, к которому они принадлежали. Здесь, мол, в селе она — присланный специалист, почетный человек, нужный, который хоть и засиделся надолго, так ведь делает нужное дело, окончания которого все ждут. А останься она тут одной из многих, будучи как все… Э-э-э… Чем же она тогда возьмет перед местными красавицами да хозяйками? Кто знает, как к ней переменятся местные жители.
Как часто бывает, решение пришло быстро и с наименее ожидаемой стороны. Фаина Филипповна, наконец-то, почувствовала, что станет матерью. Обращаться в местную больницу за уточнением она не стала — поехала в город к родителям. А три дня спустя уже была уверена, что случилось долгожданное событие: да, у нее будет ребенок. Обрадованные родители и слушать не хотели о том, чтобы молодые оставались в глуши.
— Фаня, доченька, — просила мать, — приезжай домой. Мы с Филей найдем тебе место в городе. Ты отработала по направлению положенное время и теперь ничем не связана. У тебя шестилетний опыт работы, авторитет. Это хороший багаж.
И тут впервые заявил о себе осчастливленный будущий папаша, причем в категорической форме:
— И не думай! Не желаю быть холуем твоих стариков.
Ситуация, так хорошо приближавшаяся к определенности, вновь повисла в воздухе. Но, когда камень уже стронулся с высокой горы, то не остановится, пока не скатится в самый низ. Так и тут. Раз накопилась сумма перемен, стронувшая чаши весов с положения равновесия, то одна из них обязательно перевесит другую. Пока родители Фаины Филипповны искали компромиссный вариант, в селе произошел случай, потрясший всех жителей. Собственно, это был очередной из таких случаев, но за ним открылось кое-что новое. Оно-то и явилось самым сильным потрясением.
А началось это три года назад, когда в селе и прилегающих хуторках с дьявольской регулярностью повторялись несчастные случаи с детьми. За это время несколько человек утонули летом, купаясь в ставках. Три человека по непонятным причинам ушли под лед зимой. Дети срывались с обрыва местного глиняного карьера и разбивались насмерть. Две девочки сгорели в стоге сена, видимо играя там в куклы. Но как они подожгли его? Четыре человека в разное время попали под поезд. Были и такие, что, похоже, покончили с собой. Их находили повешенными в посадках, в приусадебных садах, на чердаках домов. При них обязательно имелись записки примерно одного содержания, что они распорядились собственной жизнью сами, по своему усмотрению. Записки ничего толком не объясняли, но являлись поводом трактовать трагедию суицидом и соответствующим образом списывать ее.