Убить Зверстра
Шрифт:
Я чуть не задохнулась, так мне это напомнило кое-что из классики. Нет, ну не великие ли люди нам оставили свои шедевры? Великие, конечно. Блин, может и Мастер столь же умен, прямо на века сочиняет?
— Ну чистая тебе «Собака на сене», ой не могу! — расхохоталась я.
— При чем тут собака? — бубнил Алешка. — Какое сено?
Не иметь мне мужа-классика, конец сказке. Как говорится, карета проехала мимо, обдав меня на память лишь брызгами. Зачем я от Ясеневой ума набиралась, зачем Золя и Шекспира читала? А этот ангелочек, который всему виной, стоит тут, рот разинув, как перед причастием.
— Чего стоишь? Не слышал, что я сказала?
Алешка, по-моему, не прочь был заехать мне в ухо, так у него желваки заиграли. Но в это время в зал ввалилась Валентина с сумками.
— О, Алеша! — она перекосила лицо и показала ему свои тридцать два (половина пломбированных), надеясь, что у нее получилась ослепительная улыбка. — Как поживаешь?
Он прошмыгнул мимо нее и скрылся, как корова языком слизала.
— Что это с ним?
— Стесняется он тебя, — открыла я ей сокровенную тайну моего симпатяги. — Подозревает, что ты знаешь о его чувствах ко мне.
Валентина с выражением испуганной лошади покосилась на меня, вздохнула и, слава богу, ничего не сказала. Вновь навьючилась сумками и направилась в нашу столовую.
— Да по одной неси! — крикнула я ей вслед. — Каждый тут что-то изобретает, — ворчала я, не в силах остановиться и успокоиться.
Через четверть часа отдохнувшая Валентина вернулась в зал.
— Что нового? — поинтересовалась она. — Шефиня не звонила?
Я пропустила мимо ушей ее вопросы, так как настраивалась на предстоящую беседу с Артемкой. Находчивость сегодня не подводила меня.
— Сейчас Алешка придет с братом просить моей руки, — я скромно потупилась в пол. — Наверное, мне лучше увести их в кабинет Ясеневой. Дело-то семейное, не для лишних глаз.
— А я-то думаю, — затянула венчальную песню моя рьяная сотрудница, — что это он, как ошпаренный, выскочил.
Ну и хорошо, теперь я могу спокойно водвориться в изолированной комнате и поговорить с Алешкиным шустрячком, напоровшемся где-то на гадкого дядю.
Пай-мальчики Звонаревы — Алешка по-прежнему изображал барана, пялясь на меня во все глаза, а Артемка — шкодливого щенка, получившего по ушам, — зашли в кабинет, когда я уже настроила диктофон, спрятав его под бумагами на столе Ясеневой. Правда, мне пришлось подсоединиться к сети, потому что аккумулятор за время отсутствия Дарьи Петровны сел. Но вряд ли мои гости с перепугу поймут, что торчит в розетке, может, настольная лампа. Я как раз смахнула с нее пыль и поставила у них перед носом. Теперь главное, чтобы кассеты хватило на Темкин рассказ, иначе меня Ясенева разжалует в рядовые.
— Привет, разбойник, — я первой вышла им навстречу. — Садись, давай. И ты, Алеша, садись. Нам придется чуток подождать.
Братья устроились в креслах, развернув их в сторону стола. Алешка продолжал нервничать, искоса поглядывая на телефон. Ждет, душа моя, звонка от Ясеневой, надеется, что я все-таки ей позвонила. Ну, святая простота! Работы мне будет с ним непочатый край, если у меня вообще хватит на него терпения. Вернее, если хватит — только не смейтесь, идет? — любви к нему, потому что он падал с Олимпа неотразимости, где обитал вместе с Мастером, с ужасающей скоростью. Как куль с г… Это я к тому, мол, мало того, что кондуктор, так еще и не мужик, а вот эта самая аморфная масса.
— Я не буду при Алешке говорить, — вдруг решился на заявление Артем. — Пусть он уйдет, как только Дарья Петровна появится.
— А чего нам ждать? — спросила я у виновника переполоха и, обращаясь к Алешке, сказала: — Вы вышли из нашего доверия, вы — слабое звено. Прошу покинуть зал заседаний.
Он словно этого и ждал, оказался за дверью в мгновение ока.
— Скажешь Валентине, что ты идешь за цветами, — напутствовала я его в спину. — И больше ни о чем не распространяйся!
Будто я не знала своей сотрудницы! Хорошо еще, если поздравлять его не кинется.
— Ты доволен? — спросила я у мальца, и он молча кивнул головой. — Слушай, Артем, — мне надо было приступать к делу, я-то ведь знала, что тянуть время бесполезно, — с тобой можно говорить доверительно?
Конечно, я его немного озадачила, ибо это он пришел сюда с намерением говорить доверительно и желал предварительно получить гарантии. А мне надо было поставить все с ног на голову — самый верный метод, если хочешь переставить акценты. Я как раз добивалась того, чтобы Артемка перестал ощущать себя виновником и проникся мыслью о своей полезности нам.
— Валяй, — наконец произнес он.
— Дело, видишь ли, в том, — я вдруг неожиданно для себя рассмеялась, споткнувшись о слово «люблю», забрезжившее в моем мозгу, и тут же решила, что его употреблять нельзя, неубедительно будет, — что я очень хорошо отношусь к Алешке. То есть с большой симпатией. Ты понимаешь, на что я намекаю?
— Секу, — признался будущий родственник.
— Ну вот. Итак, я хочу уберечь его, а следовательно, и тебя от неоправданного риска. Когда что-то касается вашего благополучия и здоровья, то я это дело даже Ясеневой доверить не могу.
— К чему ты клонишь? — поднял щенок ушки, забыв, что ему их намяли мало.
— Хорошо, — терпеливо произнесла я. — Опустим преамбулу.
— Кого опустим? — еще больше испугался Артем.
— Ну дурак! — рассвирепела я. — Научился лишь гадости понимать. Убью сейчас! — я вышла из-за стола и подняла на него кулаки, но вовремя сказала себе «стоп» и возвратилась на прежнее место. Меж тем щенок поджал хвостик и искоса поглядывал на меня, уворачиваясь в сторону: ни дать ни взять прятал уши. — Я в том смысле, что не будем польку-бабочку плясать. Я тебе предлагаю разоружиться не перед Ясеневой, а передо мной. А потом мы вместе подумаем, стоит ли ее сюда привлекать. В чем твои затруднения? Что плохого ты сделал? Где ты взял железки, которые у тебя изъял брат?
Допрашиваемый заегозил в кресле. Он изрядно сомневался в моей полезности ему. Надо было помешать сомнениям закрепиться в нем окончательно.
— Ты не можешь бояться опасного человека, если он один и сам прячется. Он же не армия, не группа террористов и не какая-нибудь сатанинская секта. Так ведь?
— Так, — он открыто посмотрел мне в глаза, и мне это понравилось.
— Значит, ты боишься своей вины, неблаговидного или безнравственного поступка. Может, покрываешь кого-нибудь, знакомого или друга, например, — разворачивала я перед ним свои рассуждения, из чего опытный лгунишка сразу бы почерпнул идеи для спасительной легенды.