Убить Зверстра
Шрифт:
— Вы мне обещали сделать подарок, — напомнила Сухарева, превратившаяся в маленького ребенка.
— И выполню свое обещание. Но для этого вам надо поправиться. Я выполню его, не сомневайтесь.
— Это будет не скоро, — бедной Сухаревой хотелось ухватиться за жизнь.
— я постараюсь сделать его как можно быстрее. Не все от меня зависит, но действовать я начну уже завтра.
Нам удалось поспать часа три. А затем настало утро с обычными заботами, но в этих стенах они нас уже не касались. Оформив бумаги и сдав белье, мы вышли на улицу, где нас ждал Павел Семенович.
Сияло мартовское солнце, в его лучах серебрились кристаллики влаги, взвешенные в морозном воздухе. От низкой температуры обнаженные руки прилипали к металлическим предметам, слипался нос, и из него вместо пара вылетали потоки белых мелких снежинок.
Однако это были первые дни весны. Спустя неделю мороз ослаб, разразившись сильными снегопадами. Крупные густые хлопья неторопливо слетали с неба и приземлялись. Длилось это с небольшими перерывами почти до конца месяца.
Я немного забежала вперед, потому что события этих дней прошли мимо меня.
В магазине скопилось много неотложной работы. Я должна была познакомиться с новыми поступлениями, рассовать их по местам, потому что Валентина свалила все в кучу, пришпандорив к ней надпись: «Новинки». Она не успевала кодировать книги и вводить новые коды в кассовый аппарат, а также выводить оттуда то, что продалось. Как диверсант, заготовила бомбочку под Ясеневу и приманочку для налоговиков.
Настя из-за нашего отсутствия вынуждена была целыми днями находиться в торговом зале, подстраховывать Валентину, и развела повсюду пыль-пылищу несусветную, а по углам — паутину.
У нас был еще бухгалтер — Марина Ивановна Сац — вечно озабоченная своей работой. Ее сетования на то, что много времени уходит на налаживание внешних связей, на отслеживание перемен в законодательстве было слушать да не переслушать. Лично на меня бухгалтерия наводит скуку. От одних только терминов можно с ума сойти, легче выучить английский язык, чем ее термины.
— Восемнадцать видов налогов! — трагически восклицала Марина Ивановна в конце каждого квартала.
Был еще и директор магазина — Вера Васильевна Роща — жертвовавшая своей жизнью ради наших добрых отношений с ЖЭКом, обслуживающими и контролирующими конторами: зеленстроем, экологической милицией, пожарной инспекцией, санстанцией. Я не говорю уже о тех, кого к ночи не поминают. Толку от нее было чуть, если забыть на минуточку, что она обеспечивала нам относительное спокойствие в работе.
Я боюсь накаркать и никогда не произношу этого вслух, но на бумаге признаюсь, что Валентина, я и Ясенева занимаемся в магазине самой приятной работой — книгами и покупателями. Все! — никаких паразитов на нашу голову.
Что касается марта, то Ясеневу можно было бы смело опустить из этого списка, потому что в магазин она приходила редко и в основном тогда, когда ее никто не ждал. Она писала стихи. Однажды такой же март застал ее… Нет-нет-нет, все сначала: однажды такой же март она застала в Москве.
Живу у кромки синей тишины.
Твои шаги все четче мне слышны,
Сквозь мерехтящий от снежинок свет
Знакомый различаю силуэт.
Сейчас приблизишься, сейчас, сейчас…
И будет праздник губ и праздник глаз.
Я счета дням и мартам не веду:
Ты все идешь, а я — стою и жду.
Обычно она читает стихи с листа, держащего в левой руке, на носу — очки. Правой, свободной рукой — иллюстрирует состояние души, жестикулируя сдержанно, но трогательно. При чтении голос ее немного садится, становится глухим, с надрывной хрипотцой не от интонаций или актерских приемов чтения, а от сдерживаемого волнения, глаза становятся темными и бездонными. Даже странно, что светлые ее глаза, напоминающие ряску на сельском пруду, могут становиться двумя омутами в морской пучине.
Ах, март!
— Пятница, — почему-то вслух произнесла я.
Да, сегодня была пятница, и, что немаловажно, — мартовская. Этот день недели я вообще любила как предвратие чего-то приятного. Наверное, в этом сказывалось затянувшееся детство или память о нем. Ведь когда-то мои пятницы наполнялись ожиданием и предвкушением выходных дней, планированием вместе с родителями наших скромных развлечений и подготовкой к ним.
Но сетовать причин не было — и теперь был тот самый заветный день недели, который вдобавок сулил скорое (уже не обманешь меня, зима) тепло. И кое-что из былых роскошеств, а именно — субботу, дивный праздник, ибо я знала, что завтра родители будут свободны от работы, и, значит, я вернусь домой на все готовенькое как человек, усердным трудом заработавший право пофилонить от домашних дел.
Я послонялась по пустому торговому залу, натыкаясь глазами на книги, чинно-важно стоящие на полках корешками к читателям. Иногда эти застывшие миры казались мне солдатами, стерегущими тут покой Ясеневой, именно ради этого намертво вставшими между нею и беспокойным племенем покупателей, а пуще того — проверяющих всех мастей. По отношению к последним, правда, термин «беспокойный» представлялся неуклюжей попыткой сделать им комплимент, что при определенном угле зрения граничило с издевкой. В самом деле, вы же не придумаете называть чеченских террористов «беспокойным племенем». Как бы после этого вы выглядели со стороны? А им от этого станет кисло, будто вы хотите заподозрить их в потере квалификации, да и вам сделается не по себе то ли от показной дерзости, то ли от дебильного непонимания людей, если отбросить подозрения в вашем подхалимстве, конечно.
Хотя, чего там миндальничать, — эти простодушные бандиты, бегающие с бомбами по городам и селам, приносящие много слез и горя, тем не менее просто дети по сравнению, например, с налоговиками. Ведь принцип у них один: убей того, к кому тебя послали. Но дети есть дети, шалят безыскусно: где-то постреляют и удерут, куда-то исподтишка взрывчатку сунут и затаятся в надежде увидеть, что-то оно теперь станется. Другие, глядишь, кого-то в заложники возьмут и рисуются вместе с ним на всех телеэкранах, довольные своей выдумкой: открытость намерений, чистосердечие заверений, никаких подтекстов и двусмысленностей.
Иное дело человек проверяющий, бдящий и то, как он шифруется (придуряется то есть, скрывается под маской) под казенный интерес. Его оружие не стреляет, не взрывается, не убивает сразу. Нет, он сначала вымотает из тебя все нервы, затем под видом спасения от неприятностей обберет до нитки, а уж после этого сыпанет и обвинения, и штрафы, и всякие другие виды удушения. И все это с улыбочкой, без маскхалатов и намордников — интеллигентно, культурно. Высший пилотаж терроризма! А ведь проверяющих и количественно больше, чем всех чеченцев разом.