Убитая в овечьей шерсти
Шрифт:
— Это потому, что он единственный среди домашних имеет что-то вроде алиби. Мы все слышали, как он играл на пианино как раз перед пропажей бриллиантовой заколки. В восемь часов, когда он только начал, Маркинс видел его в проходной комнате. Он играл, не переставая, разве что прерываясь на полминуты, пока его мать, которая беспокоилась за него, не пришла за ним и не убедила его вернуться в дом. Там в девять часов он слушал последние известия, а затем программу классической музыки.
— Вы можете подумать, что это чересчур, — продолжал Фабиан, — и не вписывается в характер, этого нежного молодого растения, но это так. Накануне, как вы помните, у него был сногсшибательный скандал
Урсула и Флоренс отвлекли Артура от мыслей о Клиффе, хотя пианино в проходной комнате продолжало напоминать о нем. Флосси начала обдумывать речь о послевоенных поселениях для солдат. Откуда ее лучше произносить? Почему бы не с пресса? В этом будет нечто символическое, воскликнула Флосси, прикуривая. Надо говорить прямо с пресса, он станет импровизированной трибуной. Тогда она будет казаться внушительной фигурой. Может быть, стоит использовать дополнительное освещение? «Надо пойти и посмотреть!» — воскликнула она, вскакивая на ноги. Она всегда была такой: сказано — сделано. У нее были колоссальная внутренняя сила и собранность.
— Я пойду и попробую, хорошо ли звучит оттуда голос. Подай мне мантилью, дорогой Дуглас.
Дуглас помог ей надеть прозрачную накидку. В этот момент он и обнаружил пропажу бриллиантовой застежки. Пару таких застежек ей подарил Артур к серебряной свадьбе. Вторая из них по-прежнему сияла на левом отвороте мантильи. Флосси просто объявила, что надо ее найти, и Дуглас организовал поисковую партию.
— Вы ее легко заметите, — сказала она, — по ее блеску. Я медленно пойду к овчарне и тоже буду искать по дороге. Мне нужно попробовать голос. Пожалуйста, не мешайте мне. У меня не будет другой возможности, и я должна лечь спать до десяти. Завтра утром рано вставать. Смотрите хорошенько и не наступите на нее! Отправляйтесь!
Урсуле досталась длинная тропинка, бегущая справа от теннисной площадки между изгородями подстриженных тополей в густом оперении летней листвы. Эта тропинка отделяла теннисную площадку от другой площадки, которая тянулась вплоть до южной часта дома. Ее пересекала длинная тропа, на которой была занята поисками Теренция Линн, а далее располагались огороды, которые препоручили Фабиану. Слева по теннисной площадке Дуглас Грейс продвигался параллельно Урсуле. Далее Артур Рубрик прочесывал лавандовую тропу, которая под прямым углом пересекала цветник и шла к дальнему забору, откуда начиналась колея прямо к дому управляющего, к постройкам для рабочих и к овчарне.
— Не болтайте, пожалуйста, — напутствовала их Флосси. — Ищите тщательно.
Она свернула вниз и медленно пошла по лавандовой тропе. Урсула посмотрела ей вслед. Холмы окрасились густым багрянцем, почти переходящим в черный цвет, и, постепенно удаляясь, Флосси, казалось, сливалась с ним, пока, дойдя до конца тропы, она не свернула влево и не исчезла внезапно.
Урсула дошла до начала теннисного корта перед фасадом дома, где была отведенная ей часть территории между двумя площадками. За тропой топорщились однолетние растения, среди которых она тщательно искала пропажу. Клифф Джонс теперь играл что-то бурное, но она отошла
— Повезло?
— Нет пока.
Теперь было почти темно. Урсула спустилась к концу площадки и свернула на прилегающую тропу. Там она встретилась с Теренцией Линн.
— Здесь искать бесполезно, — заявила Теренция. — Мы не проходили здесь с миссис Рубрик. Мы пересекали площадку по направлению к огородам.
Тогда Урсула напомнила ей, что несколько раньше, когда Дуглас и Фабиан играли послеобеденную партию, девушки вместе с Флоренс шли именно этой дорогой.
— Но я уверена, что тогда заколка была на месте, — возразила Теренция. — Если бы одной из двух не хватало, мы бы заметили. И в любом случае я уже искала здесь. Нам лучше не ходить вдвоем. Так сказала миссис Рубрик.
Они слегка повздорили, и Урсула вернулась на свой участок. Она увидела яркую вспышку над забором справа и услышала голос Дугласа:
— Вот фонарь, дядя Артур!
Вскоре после этого Артур Рубрик отыскал бриллиантовую застежку в клумбе с цинниями недалеко от лавандовой тропы.
— Он сказал, что луч фонаря нащупал ее, и она засияла голубоватыми искрами. Раздались восклицания: «Вот она! Нашли!». Все сошлись вместе на теннисной площадке. Я выбежала туда, откуда была видна овчарня, но света там не было, и все вернулись в дом.
В этот момент музыка резко оборвалась. Они вошли в столовую, усталые, как раз в момент, когда по радио начинались девятичасовые последние известия. Фабиан выключил радио. Артур Рубрик сел за стол, прерывисто дыша, с лицом, покрасневшим от напряжения. Теренция Линн молча налила ему добрую порцию виски. Это немедленно напомнило Урсуле о Клиффе и событиях прошлой ночи.
Артур поблагодарил Теренцию своим задыхающимся голосом и положил бриллиантовую заколку на стол возле Урсулы.
— Я сейчас сбегаю к ней. Тетя Флосс обрадуется, что она нашлась.
Ее поразила необычная тишина в доме. Это впечатление усилилось, когда она поднималась по ступеням. Она задержалась на верхней площадке, прислушиваясь. В такой неестественной тишине подспудные звуковые потоки становятся явными. День был жарким, и старый дом издавал вкрадчивые вздохи и легкое потрескивание. Комната Флосси располагалась напротив лестницы. Урсула, застыв неподвижно на лестничной площадке, напряженно прислушивалась. Из комнаты не доносилось ни одного звука. Она приблизилась вплотную к двери и, нагнувшись, разглядела напечатанное изречение. Флосси требовала жесткого повиновения этой записочке, и Урсула лишь помедлила минуту, так что в ее памяти прочно застряло это двустишие:
Она признавала, что тетя Флосси по временам ужасно храпела. Главным образом из-за этого дядя Артур, который спал беспокойно, перебрался в соседнюю комнату. Однако в этот вечер ни вздоха, ни присвиста не было слышно за дверью. Урсула ждала напрасно, и холодок опасения впервые пробежал по ее спине. Она прокралась в свою комнату и написала записочку: «Мы ее нашли. Счастливой поездки, дорогая. Мы будем слушать вас». Когда она вернулась и положила ее под дверь Флосси, в комнате царило прежнее безмолвие.