Убитая в овечьей шерсти

Марш Найо

— Только не в комнате тети Флосси, — возразила Урсула. — Я всегда убирала ее комнату, Дуглас, и ты не смеешь утверждать, что я оставила грязную шерсть лежать на ковре несколько дней. Поросенок! — поддразнила его она.

Он лениво повернул голову и взглянул на нее. Аллейн видел, как его рука соскользнула со спинки дивана и легла на плечи Теренции Линн. Урсула засмеялась и состроила ему гримасу.

— Все это вздор, — лукаво сказала она, — весь этот разговор о завитках шерсти.

— Лично я, — веско произнесла Теренция Линн, — не нахожу в этом ничего смешного. Для меня и, мне кажется, для всех, мысль об овечьей шерсти в ее комнате в то страшное утро выглядит совершенно чудовищно.

— Ты гадкая, Терри, — вспыхнула Урсула. —

Мне все это больнее, чем кому-нибудь из вас. Я думаю, все понимают, что именно поэтому у меня нет сил быть слишком серьезной. Наверное, только я одна и любила ее. А ты холодна, как лед, Терри, и я ненавижу тебя.

— Ну что ты, Урсула, — вмешался Фабиан. Он опустился на колени и взял ее руки в свои. — Будь умницей. Ты удивляешь меня.

— Она была чудесная, и я любила ее. Если бы не она…

— Если бы не она?

— Мы бы никогда не встретились.

— Да, но кто, — пробормотал Фабиан, — кто дразнил Тантала виноградом? Неужели наша тетя Флосси?

— Все равно, — сказала Урсула, раскаиваясь и упорствуя одновременно, что вообще было характерно для ее отношений с Фабианом, — ты жесток ко мне. Извини, Терри.

— Можно продолжать? — спросил Дуглас. Аллейн заерзал в своем кресле за камином, и все снова обратились в слух.

— Капитан Грейс, — сказал Аллейн, — во время охоты за брошью вы ходили в дом за фонарем, не так ли?

— За двумя фонарями, сэр. Я дал один дяде Артуру.

— Вы видели кого-нибудь в доме?

— Нет. Там был только Маркинс. Маркинс говорит, что находился в своей комнате. Доказательств, впрочем, нет. Фонари держат на столе в холле. Телефон зазвонил, когда я находился в холле, и я взял трубку. Разговор занял лишь несколько секунд. Кто-то хотел знать, поедет ли тетя Флоренс утром на север.

— С террасы вы видели садовые дорожки. Видны ли вам были ваши компаньоны, искавшие брошь?

— Фабиана и дядю Артура я не видел, но видел двух девушек. Уже почти стемнело. Я пошел прямо к дяде с фонарем; он находился там, где и должен был находиться.

— Были ли вы с ним, когда он отыскал брошь?

— Нет. Я просто дал ему фонарь и вернулся на свой пост также с фонарем. Я слышал, как он позвал нас чуть позже. Он оставил брошь на том же месте, чтобы я посмотрел на нее. Она напоминала гроздь красных и голубых искр в свете фонаря. Ее наполовину скрывали листья циннии. Он сказал, что уже смотрел здесь прежде. Ему было вредно много нагибаться, и зрение его иногда подводило. Я думаю, что он ее просто проглядел.

— Выходили ли вы на последнюю тропу?

— Нет. Он выходил.

— Мистер Рубрик?

— Да. Чуть раньше. Как раз когда я ходил в дом и перед тем, как ты спустилась, Урси, и говорила с Терри.

— Тогда вы и мистер Рубрик должны были встретиться, мисс Линн.

— Нет, — быстро произнесла Теренция.

— Как я понял, мисс Харм сказала, с ваших слов, что вы уже искали на той тропе.

— Да, я искала там недолго. Я не помню, чтобы я видела мистера Рубрика.

— Но, — вмешался Дуглас, — мне кажется, я сделал ошибку. Мне почему-то представлялось, что, когда я ходил в дом за фонарями, он свернул с лавандовой дорожки на мою тропу, а потом на нижнюю. А затем у меня было впечатление, что, когда я вернулся с фонарями, он шел мне навстречу, возвращаясь с нижней тропы. И я услышал ваш спор о том, стоит ли там останавливаться или нет. Ты была там тогда.

— Возможно, я видела его, — сказала Теренция. — Я была там недолго. Я не помню точно, но мы не разговаривали — я имею в виду, мы не были вместе. Темнело.

— Да, но, Терри, — проговорила Урсула, — когда я вступила на нижнюю тропу, ты шла мне навстречу как раз с дальнего конца, ближайшего к лавандовой дорожке. А если он был там, то именно в этом самом конце.

— Я не помню, Урсула. Если он и был там, то мы не разговаривали, и я попросту забыла.

— Возможно, я ошибся, — неуверенно произнес Дуглас, — но

ведь это не особенно важно, правда? Артур был где-то внизу, и вы обе были примерно там же. Но я охотно признаю, что джентльмен, чей след я бы хотел нащупать в тот вечер, был наш друг мистер Маркинс.

— Последуем в указанном направлении, — бодро заявил Фабиан. — Теперь мы на вашей территории, сэр.

— Хорошо, — сказал Аллейн, — что известно о Маркинсе, капитан Грейс? Давайте послушаем.

— Тогда придется вернуться назад, — сказал Дуглас, — вернуться в прошлое, а точнее, на последнюю распродажу шерсти, которая состоялась в начале 1939 года.

…Итак, тетя Флосс втравила беднягу Артура в сомнительное знакомство с этим япошкой. Звали его Курата Кан. Они привезли его сюда на субботу и воскресенье. Я слышал, что он живо всем интересовался, ухмылялся, как мартышка, и задавал вопросы. У него был чудесный фотоаппарат немецкого производства, и он сказал, что фотография — его хобби. Он сделал снимок Тропы. Неплохо он разбирался и в авиации. Дядя Артур говорил, что он, должно быть, потратил кучу денег на частные поездки во время своего пребывания здесь и повсюду таскал камеру с собой. Он к тому же и покупал фотоснимки. Имена фотографов он находил в редакциях газет. Мы это выяснили позже, хотя, по-видимому, он в то время не делал из этого тайны. В общем, похоже, что он был чертовски подозрительной личностью и похож на киногероя. Тетя Флосси относилась ко всему, как к стихийному бедствию. Она была слишком оживлена, потому что он дал высокую цену за ее шерсть. Японцы всегда скупали второсортный товар, и в любом случае было необычно, что такую высокую цену получила шерсть мериносов. По-моему, вообще дело было нечисто. Когда тетя поехала в Англию, они поддерживали переписку. Флосси утверждала, что японцы в случае войны будут на нашей стороне: «Мистер Курата Кан мне столько всего рассказывает!». Ей-Богу, ведь это страна с тоталитарным режимом, его бы оттуда выслали. В этом отношении у них можно поучиться. Они умеют выгонять крыс из собственного дома.

Дуглас коротко рассмеялся.

— Но не летучих мышей со своих башен, — вставил Фабиан. — Сделай милость, Дуглас, не впадай в фольклорный стиль.

Аллейн подумал: «Он действительно несколько высокопарен», и торжественно кивнул.

— Конечно, — заявил Дуглас, — надо было что-то сказать тете Флосси. Я имею в виду, что нам нужно было помещение для работы, и кое-какое оборудование, и тому подобное. Она выделила нам деньги на покупки. С той стороны плато не было электричества. Мы построили ветряную мельницу и раздобыли маленькую динамо-машину. Позже электричество провели в доме, но в тот момент оно было только в мастерской. Она все это оплатила. Мы все больше втягивались в работу. И когда мы были готовы показать кому-нибудь что-нибудь, она бывала чертовски полезна. Она умела убедить кого угодно в чем угодно, наша тетя Флосси, и она связывалась с каким-нибудь военным начальством и устраивала нам поездку на север, чтобы увидеться с ним. Те отправляли рапорт в Англию, и там тоже начинали шевелиться. У нас уже был весьма ободряющий ответ от… впрочем, нет необходимости вникать в эти подробности.

— Разумеется, — откликнулся Аллейн.

— Короче, как я уже сказал, она была нам очень полезна, но при этом встревала во все и по временам становилась крайне несдержанной.

— Послушали бы вы ее, — сказал Фабиан. — «Ну, что там поделывают мои изобретатели?» А затем, бывало, сделает непроницаемое лицо и, совсем как три ведьмы в «Макбете», приложит пальчик к губам и произнесет: «Но мы не должны быть нескромными!»

Аллейн поднял глаза на портрет. Худощавая, жилистая женщина взирала на него с непроницаемостью, обычной для академической живописи. Если бы нарисованный палец смог подняться к этим губам, смыкавшимся с видимым трудом над выступавшими вперед зубами! Если бы она могла подать ему тайный сигнал: