Убитая в овечьей шерсти
Шрифт:
«Теперь говорите. Задавайте этот вопрос. А здесь промолчите, они приближаются к самому главному!»
— Да, — согласился Дуглас, — порой она нам досаждала, и, конечно, все в доме знали, что делается что-то страшно секретное. Фабиан говорил: «А пусть себе. У нас все под замком, да и будь все в открытом доступе, все равно никто ничего не поймет». Но мне не нравилось, когда Флосси разглагольствовала об этом. Позднее ее отношение изменилось.
— После того, как правительство предположило утечку информации к врагу, — вмешалась Урсула. — Она это приняла близко к сердцу. А затем этот корабль был потоплен у берегов северной Исландии. Она была ужасно расстроена.
— Вообще-то, —
— Это произошло за двадцать один день до ее убийства, — сказал Дуглас. — И если вы не найдете параллелей между опытом Урсулы и моим, я буду крайне удивлен. Фабиан и я допоздна работали над неким усовершенствованием, над системой безопасности, назовем это так.
— Почему бы и нет, — насмешливо произнес Фабиан, — тем более, что так оно и есть.
— Я совершенно не понимаю твоей иронии, Фабиан, и я не уверен, что ее понимает мистер Аллейн.
— Ладно. Ты совершенно прав, старина, только эти твои многозначительные намеки кажутся мне совершенно излишними. Ты ведь знаешь не хуже меня, что мысль о чем-то наподобие воздушного магнитного взрывателя приходила в голову всем школьникам. Единственное, за чем могли бы охотиться все эти цветущие идиоты — это или чертежи, или сама учебная модель.
— Совершенно верно! — воскликнул Дуглас, — Чертежи и модель!
— Но с Маркинсом все в порядке. Он проводил вечер с семьей Джонсов.
— Так он говорит, — отозвался Дуглас. — Итак, сэр, в ту ночь, за три недели до убийства тети Флосси, я хотел внести изменения в систему безопасности…
Его рассказ во многом повторял рассказ Урсулы. В тот самый вечер оба изобретателя находились вне мастерской, заперев ее на ночь. Они взволнованно обсуждали новую идею, которая, как считал Фабиан, поможет усовершенствовать их изобретение. «Мы договорились до явных глупостей и решили разойтись на ночь», — вспоминал Дуглас. Обычно ключи от сейфа и мастерской оставались у него, но в этот раз каждый из них чувствовал, что может вернуться к расчетам среди ночи. Они договорились, что Дуглас оставит ключи в ящике своего туалетного столика, где Фабиан, если пожелает, сможет взять их, не беспокоя его. В этот момент они заметили Маркинса, который тихо шел по коридору со стороны черной лестницы. Он почти наверняка подслушал их разговор о ключах. «И ей-Богу, — сказал Дуглас, — он не замедлил этим воспользоваться».
Они расстались, и Дуглас лег. Но он был перевозбужден и не мог заснуть. Наконец он решил встать и пойти взглянуть на расчеты. Он протянул руку к своему ночному столику, когда услышал шорох в коридоре за дверью. Это был звук крадущихся шагов, как будто кто-то приближался — очень медленно и осторожно. Шаги замерли перед его дверью. В этот момент он сделал непроизвольное движение рукой и стукнул канделябром об пол. Шум показался ему самому оглушительным. В дальнем конце коридора замерли шаги. Он выскочил из постели и распахнул дверь.
Коридор тонул во мраке. В дальнем конце можно было заметить слабое мерцание, как будто кто-то с фонарем удалялся по короткому проходу влево. Единственной жилой комнатой в левом крыле была комната Маркинса. Лестница находилась справа.
В этом пункте своего повествования Дуглас откинулся на спинку дивана и самодовольно посмотрел на остальных. Для чего, спрашивается, Маркинс находился в коридоре в четверть третьего ночи (Дуглас отметил время), если не для выполнения весьма сомнительного задания? И почему он остановился перед комнатой Дугласа? Было лишь одно объяснение, которое в свете последующих событий становилось трудно опровергнуть. Маркинс намеревался войти в комнату Дугласа и попытаться выкрасть ключ от мастерской.
— Ладно, — предложил Фабиан, — давайте следовать за событиями.
«По крайней мере, — подумал Аллейн, — над этим стоило поразмыслить».
После этого эпизода Дуглас спрятал ключи в кровать и пролежал без сна до наступления утра, когда он разбудил Фабиана и поделился с ним своими подозрениями. Фабиан был настроен скептически. «Чисто гастрономический эпизод, готов держать пари». Но он согласился, что следует впредь быть осторожнее с ключами, и сам изобрел тяжелые жалюзи, чтобы закрывать окна в мастерской.
— Но и это не удовлетворило бдительного Дугласа, — жалобно проговорил Фабиан. — Он косился на мои фирменные жалюзи и не верил, что, когда я ложусь спать, ключи висят на шнурке у меня на шее. А ведь, клянусь, именно так и было.
— Я не мог допустить, чтобы так продолжалось, — сказал Дуглас. — Я очень беспокоился и на следующий день глаз не спускал с мистера Маркинса. Раз или два я заметил на себе его странные косые взгляды. Это было в четверг, а в субботу Флосси отпустила его, и он уехал в почтовой машине. Он довольно дружен с одним трактирщиком. Я все взвесил и решил провести небольшое расследование; я думаю, вы согласитесь, сэр, что меня можно оправдать. Я пошел к его комнате. Она была заперта, но я видел связку старых ключей в кладовке, и, подпилив один из них, я легко преодолел эту трудность, — Дуглас сделал паузу и улыбнулся. Его рука все еще лежала на спинке дивана позади Теренции Линн. Она повернулась и, звякнув спицами, внимательно посмотрела на него.
— Я не понимаю, как ты мог, Дуглас! — воскликнула Урсула.
— Милое дитя, у меня были все основания предполагать, что я имею дело со шпионом, врагом. Что же тут непонятного?
— Но я просто не верю, что Маркинс шпион. Мне он нравится.
Дуглас поднял брови и сказал, обращаясь непосредственно к Аллейну.
— Сначала я подумал, что потерпел неудачу. Каждая коробка и ящик в этой комнате были заперты. Я заглянул в буфет и там, на полу, кое-что нашел.
Дуглас прочистил горло, достал бумажник из жилетного кармана, а из него конверт. Конверт он протянул Аллейну.
— Взгляните, сэр. Это не оригинал: его я передал в полицию. Но это точная копия.
— Да, — сказал Аллейн, поднимая бровь, — это кусок покрытия, используемого для пленки от фотоаппарата «Лейка» или подобного ему.
— Правильно, сэр. Я знал, что не ошибся. Один парень из нашей компании пользовался такой пленкой, и я запомнил, как она выглядит. Конечно, мне показалось попросту смешным, что человек с положением Маркинса может позволить себе такую камеру. Они стоят от двадцати пяти до ста фунтов стерлингов и в продаже бывают далеко не всегда. Конечно, сказал я себе, это не его вещь. Но в комнате висел костюм, и в одном из его карманов я нашел квитанции фирмы, торгующей фототоварами. Маркинс перевел туда пять фунтов, и среди купленного им оказалось двенадцать пленок для «Лейки». Я думаю, он боялся, что его выследят. Я поддел одну из его коробочек, и там что-то загремело и защелкало. Могу поспорить, что там были реактивы для проявления фотоснимков. Когда я уходил из его комнаты, я был вполне удовлетворен. Маркинс, возможно, собирался фотографировать все, к чему получит доступ в нашей мастерской, и отправлять своим руководителям.