Убийца без лица

Манкелль Хеннинг

Барак, загоревшийся первым, был уже весь объят огнем. Валландер попытался подойти к двери, но жар отогнал его. Он обежал вокруг здания, нашел окно, стал колотить по раме, пытаясь одновременно что-то разглядеть, но дым был такой густой, что он видел только сплошной клубящийся туман. Валландер огляделся, но ничего подходящего не увидел. Сняв куртку, обернул ею руку и разбил окно. Набрав в легкие воздуха, чтобы не наглотаться дыма, он стал нащупывать шпингалеты, но открыть окно удалось лишь с третьей попытки, два раза он отбегал назад, чтобы глотнуть воздух.

— Выходите! — кричал он в огонь. — Выходите!

В бараке были двухэтажные нары. Он подтянулся и сел на корточках в оконном проеме. В бедро ему вонзился стеклянный осколок. На верхних нарах, кажется, никого не было. Но внизу лежал человек.

Он крикнул еще раз, но ответа не получил. Тогда Валландер спрыгнул на пол, сильно ударившись головой о край стола. Задыхаясь от дыма, ощупью подобрался к койке. Сначала ему показалось, что перед ним безжизненное тело, но потом понял, что это всего лишь свернутый матрас. В этот момент куртка его загорелась, и он, задыхаясь, выскочил из окна. Вдалеке уже слышался вой пожарных сирен, и когда он вновь выбежал во двор, то увидел, что там полно полуодетых кричащих людей. Загорелись еще два барака. Он рванул дверь ближайшего из них, но все, кто там жил, уже были на улице. Голова и бедро сильно болели, от дыма кружилась голова. Примчались пожарный автомобиль и «скорая помощь». Командира пожарного расчета он узнал: Петер Эдлер, тридцатипятилетний парень, увлекавшийся дельтапланеризмом. О нем он слышал только хорошее. Крепкий, решительный профессионал.

Валландер спотыкаясь побрел к нему, по пути заметив, что ко всему прочему сильно обжег руку.

— Те, которые горят, пусты, — сказал он, еле переводя дыхание. — Не знаю, как с остальными.

— С остальными мы справимся, — заверил его Петер. — Видел бы ты, на кого похож!

Они уже проливали водой ближайшие дома. Курт слышал, как Петер Эдлер требует подогнать трактор, чтобы развалить уже сгоревшие бараки. Надо было изолировать очаг пожара.

С миганием и воем подкатила первая полицейская машина. Это были Петерс и Нурен. Валландер захромал к ним.

— Ну как? — спросил Нурен.

— Вроде бы обошлось, — сказал Валландер. — Оцепите район и спросите Эдлера, может, ему нужна помощь.

— Знал бы ты, на кого похож, — сказал Петерс.

— Это я уже слышал.

— Как ты вообще сюда попал?

— Ехал мимо, — мрачно сказал Валландер. — Давайте, ребята.

Слаженной работе пожарных как будто ничуть не мешала полная неразбериха в лагере. Растерянный директор слонялся по территории, не зная, что предпринять. Курту Валландеру пришлось прикрикнуть на него, чтобы тот ответил, сколько всего в лагере беженцев, а потом провел перекличку. К его изумлению, сведения Иммиграционного управления о беженцах в Истаде оказались неполными и разобраться в них было крайне трудно. А на помощь перепуганного директора рассчитывать явно не приходилось. Тем временем трактора растащили горящие развалины. С пожаром удалось справиться. Машины «скорой помощи» увезли в больницу несколько беженцев. У большинства — шоковое состояние. Но среди них был мальчик-ливанец, который упал и разбил голову о камень.

Петер Эдлер взял Валландера за локоть:

— Поезжай с ними и сделай перевязку.

Валландер кивнул. Руку жгло просто невыносимо, а вся нога была липкой от крови.

— Даже не хочу думать, что было бы, если бы ты не позвонил в первые же секунды, — сказал Эдлер.

— Какой идиот поставил бараки так близко друг к другу?

Петер покачал головой.

— Не надо утомлять старого брандмейстера дурацкими вопросами. Ты прав, конечно, — большей глупости и придумать трудно.

Валландер подошел к Нурену. Тот уже закончил с оцеплением.

— Скажи директору, чтобы с утра явился ко мне.

Нурен кивнув спросил:

— Ты что-нибудь видел?

— Я слышал какое-то жужжание. Потом барак взорвался. Никаких машин или людей. Если это поджог, то заложили мину с часовым механизмом.

— Тебя отвезти домой или в больницу?

— Сам доберусь. Все, пока.

Только в больнице он понял, что ему прилично досталось. Предплечье сильно обожжено, резаная рана на бедре, а над правым ухом красовалась здоровенная шишка. Несколько глубоких царапин на лице, откуда они взялись, он не знал. И, помимо всего прочего, он сильно прикусил язык.

В четыре часа Валландер вышел из больницы. Повязка на бедре давила, и его по-прежнему сильно мутило — он порядком-таки надышался дымом.

Прямо на пороге больницы в лицо ему сверкнула фотовспышка. Он узнал фотографа из самой крупной утренней газеты. Когда тот, вынырнув из тени, захотел взять интервью, Курт отмахнулся и поехал домой.

Ему на удивление хотелось спать. Он разделся и залез под одеяло. В глазах плясал огонь, все тело болело, но уснул он мгновенно.

В восемь часов Валландер проснулся оттого, что кто-то бил его по голове кувалдой. Придя в себя, он ощутил сильную пульсирующую боль в висках. Опять ему приснилась эта загадочная голая негритянка. Когда он протянул к ней руку, на ее месте вдруг оказался Стен Виден со стаканом виски в руке, а дама повернулась к Курту спиной и, не обременяя себя одеждой, ушла под руку со Стеном, презрительно оттопырив полированный шоколадный зад.

Он лежал совершенно неподвижно и пытался определить, как себя чувствует. Жжет в глотке и руке. Голова болит. На какую-то секунду он почувствовал соблазн повернуться на другой бок и поспать еще. К чертям все следствия об убийствах, к чертям ночные пожары.

Но тут зазвонил телефон.

Не буду отвечать, подумал он. Потом встал и поплелся на кухню. Это была Мона.

— Курт, — сказала она, — это Мона.

Его захлестнула радость. Мона, подумал он, боже мой, Мона! Как мне тебя не хватает!

— Я видела тебя в газетах, — сказала она. — Как ты себя чувствуешь?

Он вспомнил ночного фотографа с его вспышкой.

— Нормально, — сказал он. — Побаливает там и сям, а так — нормально.

— Правда?

Внезапно его радость как ветром сдуло. Появилась знакомая грызущая боль в желудке.

— А тебе в самом деле интересно, как я себя чувствую?

— А почему бы нет?

Ему было слышно, как она вздохнула:

— Это было очень мужественно с твоей стороны, я тобой горжусь. В газете написано, что ты спасал людей с опасностью для собственной жизни.

— Никого я не спасал! Что еще за бред!

— Я только хотела узнать, не ранен ли ты.

— И что бы ты сделала, если бы я был ранен?

— Что бы я сделала?

— Если бы я был ранен? Или вообще помирал? Что бы ты стала делать?

— Почему ты злишься?

— И не думаю. Я просто спрашиваю. Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Ко мне.

— Ты знаешь, что этого не будет. Я просто хочу, чтобы мы могли нормально разговаривать.

— Ты же не даешь о себе знать! Как мы можем нормально разговаривать, если я даже не знаю, где тебя искать?