Убийца танков. Кавалер Рыцарского Креста рассказывает
Шрифт:
23 июля 1942 года Роммель продолжил наступление дальше на восток и перешел границу Египта. Англичане отступили к Марза-Матрух и стали там закрепляться.
25 июня в распоряжении африканской армии оставалось еще 60 немецких танков и 3500 пехотинцев, кроме того, 44 итальянских танка и 6500 итальянских солдат. Это было все, чем располагал Роммель для похода на Египет уже после месяца сражений. При этом никак нельзя было забывать, что боевая мощь итальянских частей и соединений была существенно ниже, чем немецких. У противника, вероятно, дела обстояли не лучше. И Роммель сознавал, что вновь ставит все на карту.
25 июня 1942 года, в тот же день, когда передовые части немцев вышли к Марза-Матрух,
Наступление немецких войск началось 26 июня 1942 года, и на этот раз без участия итальянцев, поскольку последние оказались еще не готовы к боевым действиям. Африканский корпус двинулся сначала на восток, 90-я легкая дивизия затем повернула на север, а 15-я и 21-я танковые дивизии — на юг, в пустыню с целью разгрома, как предполагалось, сосредоточенных на том направлении сил англичан. Британские силы вопреки расчетам Роммеля оказались не столь малочисленны и слабы, и наступающие части корпуса снова вступили в ожесточенные схватки с неприятелем. И на этот раз британцы не сумели усмотреть для себя преимуществ. К величайшему изумлению немцев британцы поспешно отступили дальше на восток. Даже для британских войск этот импровизированный отход оказался полной неожиданностью. 1-я новозеландская дивизия была взята в кольцо окружения частями 90-й легкой дивизии в Марза-Матрух, которая успела выйти к побережью.
Вечером 27 июня 1942 года германские части, сосредоточенные в районе Марза-Матрух, в том числе и части 104-го стрелкового полка, готовились стать на ночлег. На следующее утро предстояло брать портовый город.
«В целом об обстановке мы не имели никакого представления. Поскольку наше орудие до сих пор находилось в ремонте, нас перебросили к пехотинцам. Вечером 27 июня 1942 года мы получили приказ во взаимодействии с нашими мотопехотинцами атаковать на рассвете опорный пункт.
Атака была отбита. Противник обрушил на нас столь интенсивный огонь, что вскоре поступил приказ окапываться. Видимость пока что оставалась достаточно хорошей. Повсюду вокруг взметались фонтанчики песка — работал пулемет противника. Бросившись на песок, я попытался руками отрыть для себя хоть какое-то подобие окопа. Но песок не земля — он постоянно осыпался.
Я решился поднять голову, но вражеский пулемет вновь дал очередь. Песок попал мне в глаза. Оставалось лежать не шевелясь. Солнце успело подняться довольно высоко, а температура, по моим подсчетам, была не меньше плюс 45 градусов. Причем раскалился не только воздух, но и песок подо мной. Так, едва шевелясь, я пролежал целый день. Не было ни воды, ни еды, солнце палило немилосердно. Лишь вечером с наступлением темноты мы смогли отползти назад, не рискуя попасть под пулеметный огонь британцев.
Это был самый ужасный день, когда-либо выпадавший на нашу долю. Затем нас перебросили на другой участок — наше орудие все еще ремонтировали. Мы расположились в вади [10]
Мы на нашем гусеничном транспортере расположились у края долины, там, где уже начинались пески. Когда вечером стало прохладнее и можно было дышать, мы сидели группой, беседовали, а потом устроились спать вокруг транспортера.
10
Вади — сухие долины потоков в Сев. Африке и Аравии.
В Люфтваффе авиационная группа состояла из трех эскадрилий.
Внезапно вокруг все загрохотало — артподготовка! Небо прорезали осветительные ракеты, призрачным светом освещая местность. На нас с дикими криками и с оружием наперевес устремились новозеландцы — маори. Смонтированный на кузове грузовика наш пулемет открыл было огонь, но вскоре умолк. Безжизненное тело стрелка свесилось через борт. Страшный это был бой, не знавшая пощады рукопашная схватка. Когда противник чуть ли не вплотную, тут уже не до стрельбы — не дай бог, угодишь в кого-нибудь из своих.
Противнику удалось прорваться. Маловато было у нас силенок, чтобы сдержать его натиск. Мы бросились к нашим товарищам у второго орудия. Гейнц, 19-летний берлинец, лежал на песке, корчась от боли. Положив его голову к себе на колени, я стал звать санитаров. Вскоре один подошел, мельком взглянув на раненого, тут же пошел дальше — удар штыком в живот, Гейнцу ничем нельзя было помочь. Он продолжал стонать, звал мать, потом стоны прекратились. Я не мог найти в себе силы подняться и машинально продолжал гладить его холодевшее мертвое лицо. Хороший он был парень. Я не мог удержаться от слез.
Саперными лопатками мы попытались вырыть для погибшего Гейнца могилу. Рыть было ужасно трудно — каменистая почва едва поддавалась даже кирке. Отрыть могилу мы смогли лишь к полудню. А в целом мы потеряли 18 человек личного состава нашей штабной роты. Разломали надвое смертные жетоны — одна половина предназначалась для погибшего, а вторую надлежало сохранить для оповещения родных и близких. Тела погибших отнесли в укрытие. Уже несколько часов спустя трупы раздулись на жаре, увеличившись чуть ли не вдвое. Запах тлена, вонь горелой резины, бензиновая и пороховая гарь, да еще вдобавок на жаре — едва можно было дышать. Наверное, с неделю нас преследовал этот смрад, казалось, им пропитался не только воздух, но и еда.
Тела погибших товарищей были наконец преданы земле, и мы покинули это скорбное место.
После кошмара у Марза-Матрух прибыло из ремонта наше орудие. И мы вновь передвигались на нашем грузовике. Ехали почти без остановок — надо было лишить противника возможности закрепиться и перейти к обороне. Брошенные бензосклады ускоряли наше продвижение. Правда, песок и жара свое дело делали — тут и там двигатели отказывали по причине перегрева. На броне впору было поджаривать глазунью. Стоило лишь ненамного увеличить скорость, как орудие начинало «козлить» — подпрыгивать на неровной, каменистой почве. На остановках мы просто переваливались через борт, падали в песок и ползком забирались под грузовик, в желанную тень. Приказ окапываться сразу же на остановках игнорировался — на жаре ни у кого не было ни сил, ни желания долбить камень. Плевать нам было на авиацию противника.