Убийственная красота
Шрифт:
— Саня! Да ты и впрямь осел! Ты привык к своему счастью, ты привык к Ирине, к ее любви. Ты ничего не понимаешь в своей жене… Она сама от тебя уйдет!
— Кто? Ира? От меня?!
— Да! И я на ней женюсь.
— Что? Разбежался!
— А что ты делаешь с девочкой? С этой Настей?
— Тебе в подробностях? — злобно сузил глаза Александр.
— Дурак ты. Я не о том. Ты ее к себе привязываешь. Она привыкает к тебе. Ты приручаешь ее. Какое ты имеешь на это право? Ты, женатый человек?
Саша потер переносицу, глухо заговорил:
— У нас с ней есть договоренность:
— Договоренность… Грош цена таким договоренностям. Чтобы от тебя освободиться, ей нужно перестать с тобой встречаться. Именно так, а не наоборот.
— А я пока не готов с ней расстаться! Не готов, понимаешь? Я влюбился!
— Ну да, седина в бороду…
— Прекрати говорить пошлости! — вскричал Турецкий. — Я знаю, что все это кончится, и я буду страдать. Так, как страдает сейчас Ирина. Но на сегодня у меня нет сил разорвать эти отношения. Нет, понимаешь?
— Стараюсь понять.
В дверь кабинета Турецкого стучали. Стучали уже довольно давно и безуспешно.
— Кто? — подойдя к двери, спросил Грязнов.
— Мне нужен товарищ Турецкий, — проговорил снаружи приглушенный двойными дверями девичий голосок.
— Вы кто? Как фамилия?
— Белых. Мы договаривались.
— Минуточку…
Грязнов повернулся к Саше. Тот кивнул:
— Да, я ее вызывал на четырнадцать. Это свидетельница по Литвиновым.
— Господи, ну и рожа у тебя сейчас. Испугаешь свидетельницу. Ладно, я ее допрошу… Кабинет есть свободный?
Саша открыл ящик стола, вынул связку ключей:
— Вот, в двадцатом сейчас никого.
— Так я с ней поговорю, а ты приведи себя в порядок.
Грязнов вышел, пророкотав что-то вежливо-извинительное. Саша слышал обрывки слов: «экстренное совещание», «позвольте мне, генералу, побеседовать со столь милой дамой»…
Угодник женский! А туда же, воспитывать!
Но в глубине души Саша понимал, что все, сказанное Грязновым, — справедливо. И на душе Турецкого было мерзко. Он тряхнул головой, начал наводить на столе порядок. Убрал бутылку и закусь в холодильник, вымыл стаканы, вытер стол.
Зазвонил телефон. Саша снял трубку.
— Александр Борисович! Это Безухов. Докладываю обстановку: Михаил Круглов умер в ночь с пятницы на субботу. В субботу вечером был доставлен в морг больницы номер… Там делали вскрытие.
— Когда?
— В понедельник утром.
— То есть вчера? Так он еще там, труп?
— Нет. Сегодня утром его кримировали.
— Как? Кто?
— Кто кремировал, я не знаю пока. Но в качестве родственника выступал Литвинов Марат Игоревич.
Глава 22
Полиция нравов
Утром в четверг Турецкий сидел в своем кабинете, еще раз изучая бумаги, касающиеся смерти Дмитрия Круглова. Он выкурил почти целую пачку сигарет, вчитываясь в эти бумаги.
Придраться было не к чему. Электрик умер на даче Литвинова, выпив почти литровую бутыль водки. Причина смерти: острая коронарная недостаточность, остановка сердца.
Врачи
Кровь на наличие каких-либо препаратов или ядов исследовали? Так, по общим параметрам исследовали. Кроме алкоголя — ничего. Мы и дали разрешение на захоронение. Он же одинокий, этот Круглов. Хорошо еще, что мужчина, хозяин дачи, взялся хоронить. А то болтался бы здесь в холодильнике до морковкина заговенья.
— Лучше бы болтался, — буркнул Турецкий.
В крематории та же песня: замечательный человек Литвинов взял на себя все хлопоты, оплату процедуры. Единственная его просьба — сделать все побыстрей, так как он человек занятой, собирался в командировку. Мы посмотрели — все документы в порядке. Разрешение на захоронение есть. Ну и почему бы не пойти навстречу?
— Сколько же это стоило — пойти навстречу?
— Това-а-рищ следователь, обижаете!
Разумеется, вчера, в среду, рванули в садоводство Академии медицинских наук (ишь ведь куда пристроился, гад!). Нашли понятых, вскрыли дом. Но ничего компрометирующего Литвинова обнаружить не удалось. Все уже было вымыто, убрано. Криминалисты с тоской оглядели помещение.
— Нет, Сан Борисыч, это мы поздно приехали. «Пальчики» снять можем. Но толку-то?
Вот и весь сказ. Ловок он, наш господин Литвинов!
Сегодня, в одиннадцать ноль-ноль, Литвинов был вызван официальной повесткой в Генпрокуратуру. Повестку вручили вчера его личному секретарю, под роспись. Сам гражданин Литвинов, так славно состряпавший свое дельце за каких-то полтора дня, целые сутки где-то пропадал. Телефон квартиры не отвечал. Но было известно, что Марат Игоревич отзванивается супруге на мобильник, сообщает, что все еще занят похоронными делами, и просит любимую жену не волноваться и, главное, не реагировать на звонки как в дверь, так и по телефону. Связь только через мобильный.
Дурак, как будто нельзя прослушать мобильник! Александр взглянул на часы. Без двух минут одиннадцать. Ровно в одиннадцать в кабинет постучали.
Литвинов вошел, неся на лице маску человека безмерно уставшего, в меру скорбящего, но и довольного собой. Вошел с чувством выполненного долга.
— Здравствуйте, Александр Борисович!
— Здравствуйте, Марат Игоревич. Прошу садиться. — Турецкий встал, прошел к окну. — У меня здесь накурено. Давайте проветрим.
— О нет. Умоляю, не окрывайте окон. У меня застарелый гайморит, так что никаких запахов я не чувствую вообще и табака в частности. А вот к сквознякам чрезвычайно чувствителен.