Убийственная красота
Шрифт:
— Тихо, тихо, Маратик! Ну что ты? Не нервничай! У тебя завтра тяжелый день. Тебе нужно выспаться.
— Тебе тоже. К тебе завтра участковая придет. Смотри, давление опять подскочит.
— Нет. Не подскочит. И вообще, мне уже осточертело дома сидеть. Я месяц никуда не выходила. Все, хватит. Пусть закрывает больничный. На воздух хочу!
— Сразу-то надолго не выходи! Отвыкла уж от воздуха, от улицы. Гляди, как бы сама под машину не попала.
— Что ты… Я буду осторожна…
Она тихо вытерла слезы и побрела в спальню. Он выкурил сигарету, глядя в окно. Все идет по
Турецкий ехал от Большой Дмитровки в сторону Пречистенки, к Насте. Сегодняшним вечером ее соседка по квартире работает. До завтрашнего утра. Нет, он, конечно, вернется ночевать домой. Но можно сделать это и в четыре, и в пять утра. Не будет же Ирина ждать его всю ночь.
Все было сложно. Общение с Ириной, лишенное чувственности и тепла их взаимной любви, делало его домашнюю жизнь мучительной для обоих обязаловкой. Но… Что же делать? «Верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, ничуть не лучше измены». Это не Конфуций, это Ларошфуко. Но тоже недурно сказано.
И Настя все время недовольна: он уделяет ей мало внимания. Она так ждет его звонков, их свиданий… Пора, давно пора одуматься и остановиться. Но… Он, Александр, все еще «был участником событий, пил, курил и шел на дно…» — как сказал поэт.
Чтобы порвать с Настей, нужно не встречаться с ней. Но как же порвать и не встретиться, не объясниться? А увидев ее нежное, в кудряшках лицо, разве возможно было говорить о расставании?
Все это продолжалось, кружило, вьюжило над бедной головой Турецкого.
Чтобы отвлечься, он стал думать о деле Литвинова.
Что они накопали за месяц? Что им стало известно?
Что Литвинов дважды в неделю бывает на квартире Зои Руденко и засиживается там за полночь. Оперативники Грязнова сделали даже некие компрометирующие снимки, хотя сам Саша был противником грязных технологий. Но на войне как на войне.
Что ночные звонки в квартиру Литвиновых возобновились две недели назад. И поступают эти звонки с чьего же телефона? Оказалось, с аппарата обворожительной Зои Дмитриевны. То есть голос Нестерова, записанный предусмотрительным Литвиновым на диктофон, прокручивался звукооператором по фамилии Руденко по заранее составленному графику.
Чего они добивались, Марат и Зоя? Они явно провоцировали, зомбировали Марину Литвинову. Зачем? Ответ напрашивался сам собой.
Поскольку Марату не удалось разобраться с ненавистным профессором в ходе блицкрига, на который он рассчитывал, подсунув следствию версию парных взрывов, он, видимо, выбрал другую тактику. Несчастный случай, в котором роль робота-убийцы предназначалась, судя по всему, жене. И ее крик в ответ на привычную уже угрозу, ее крик буквально вчера — он сам прослушал запись — свидетельствует о том, что женщина на грани нервного срыва. Вернее, за гранью. И в таком состоянии способна на все. Значит, нужно за ней следить. И наружка Турецкого не спускала глаз с квартиры Литвиновых.
Что еще узнали они за этот месяц? Что Литвинов каждую неделю бывает на Дубровке, где располагается
Еще стало известно за этот месяц, что с места службы Зои Руденко на Дубровку привозят сумки-холодильники. По вторникам и четвергам, как раз тогда, когда там бывает Литвинов.
Привозит эти сумки одна и та же женщина — старшая медсестра отделения больницы, где работает Руденко.
Ого! Стоп! Это что за чума такая под колеса падает?
— Мужчина! Прошу вас! Остановите!
— Что такое? — Туреций затормозил.
Тетка лет под шестьдесят, в какой-то сбитой набок дурацкой шляпе, буквально валилась под колеса Сашиного автомобиля, размахивая перед его носом рукавицами времен Гражданской войны, в одной из которых был зажат потертый портфель тех же времен.
— Мадам, вы самоубийца? — поинтересовался Александр.
— Определенно. Но мне очень нужно на Сивцев Вражек. Умоляю…
— А что, никто не берет?
— Нет. Вы — единственный приличный человек в этом городе.
Она уже сидела рядом с ним.
— А сколько вы им предлагали, тем, кто вас не брал?
— Я им предлагала вполне уместный гонорар. А они такое требовали, что я просто вне себя! Учтите, у меня только…
— Рубль двадцать, — усмехнулся Турецкий.
— Вы помните «Три тополя на Плющихе»? — восхитилась дама. — Это удивительно! Мы с вами обязательно подружимся!
Саша искоса посмотрел на нее. Чем-то неуловимым она походила на Фаину Раневскую.
— Это не обязательно. Да мы и не успеем, — улыбнувшись, сказал он. — Просто мне по пути. Я тоже на Сивцев Вражек.
— Ка-ак? И вы туда? Вы что, оттуда?
Дама вылупилась на Сашу и без того выпуклыми глазами.
— Я не понял вопроса.
— Вы там служите у них? Я вас там в жизни не видела! Вы у морфологов? Нет… Или у гриппозников? Тоже нет…
— Можно уточняющий вопрос: где — там?
— В Контрольном институте, разумеется. А что еще есть на Сивцевом Вражке?
— Действительно. А вы, простите, откуда?
— Я? Я из Новосибирска, — ответила дама. — А вы из Нижнего, да? Опять нет? Но я же вас где-то видела! Вы из нашей системы?
— Отчасти…
Саша решил перехватить инициативу.
— А вам туда зачем? В Контрольный?
— Занести копию жалобы в дирекцию, чтобы Литвинов не обвинял меня, что я действую за его спиной. Копию у секретаря завизирую и бегом на поезд.
— А… Так вы склочница?
— Угу. Еще какая.
— Вы сказали — копию жалобы.