Убийство на Аппиевой дороге

Сейлор Стивен

Фульвия села на другой стул рядом с матерью. Больше никаких сидений в комнате не было, так что мне пришлось стоять.

– Клодия говорит, ты умный человек, - сказала Фульвия вместо приветствия, окидывая меня оценивающим взглядом. – Думаю, ей виднее.

Я лишь пожал плечами, не зная, считать ли это комплиментом или оскорблением.

– Мне известно, что последнее время ты бываешь у Цицерона. – Она не сводила с меня взгляда.

– Последнее время - нет.

– Я имею в виду, с тех пор, как убили моего мужа.

– Да, я бывал у него несколько раз. Откуда ты

знаешь?

– Скажем так, я унаследовала глаза и уши моего мужа.

И переняла его непроницаемость. Даже сейчас, глядя на Фульвию, я не мог с уверенностью сказать, был ли её горестный вопль в ту ночь работой на публику, или же она действительно на миг позволила своему горю вырваться наружу. В поведении сидящей передо мной молодой женщины не чувствовалось никакой скорби. О, разумеется, она была одета в чёрное; но тем её траур и исчерпывался. Клодия с её припухшими, покрасневшими глазами и распущенными волосами куда больше походила на безутешную вдову. А Фульвия… Фульвия, скорее, напоминала наследницу, которая, не проливая понапрасну слёз, принимает на себя управление имуществом усопшего.

– Не пытайся разгадать мои планы, - сказала Фульвия, - перехватив мой взгляд. – Я не собираюсь разгадывать твои. Меня не интересуют твои дела с Цицероном. И мне не нужно от тебя ничего такого, что нарушило бы твои обязательства по отношению к нему или к Милону. – Я протестующе поднял ладонь, собираясь возразить, но она продолжала, не замечая моего жеста.
– То, что Милон убил моего мужа, известно и так. Тебя я прошу узнать другое.

– Что же?

Впервые с начала разговора Фульвия замялась. На лбу пролегла морщинка, губы едва уловимо дрогнули.

– Есть один человек – он был другом моего мужа. Он и мой друг… давний друг. Он предлагает помочь мне… в том, чтобы добиться суда над Милоном. И мне его помощь нужна. Вот только…

– Только что?

– Я не уверена, что могу ему доверять.

– Как его зовут?

– Марк Антоний. – Она подняла бровь. – Ты знаешь его?

– Нет.

– Но ты сейчас так посмотрел…

– Я слышал о нём. Один из приближённых Цезаря… да теперь припоминаю. Я встретил его в ту самую ночь, когда шёл от твоего дома. Он ещё сказал, что знает моего сына. Мы перекинулись несколькими словами.

– Только несколькими?

– Он спросил, правда ли, что говорят. Про Публия Клодия. Я сказал, что да, правда.

Семпрония шевельнулась на стуле, плотнее запахнувшись в одеяло. Неужели у Фульвии тоже когда-нибудь будут такие же жёсткие черты?

– И что же он?

– Его лица я разглядеть не мог – было темно. Но голос у него был грустный. Он сказал что-то вроде: «Бедный Публий. Значит, он мёртв, к худу это или к добру». Потом он пошёл дальше.

Фульвия повернула голову и стала смотреть в окно на Капитолийский холм вдали.

– Он был здесь, - заговорила Семпрония.
– Но Фульвия не смогла его принять… она никого не принимала. Он поговорил с мужчинами в большой комнате и ушёл. Итак, мы точно знаем, что в ту ночь Антоний был в Риме.

– Да, - сказал Фульвия, всё ещё глядя в окно. – Но где он был в день перед этим?

– Ты подозреваешь,

что он замешан в убийстве твоего мужа?

Вместо Фульвии ответила Семпрония.

– Да года не прошло с тех пор, как он пытался убить Публия своими руками!

– Мама преувеличивает, - сказала Фульвия, отведя взгляд от окна.

– Это называется преувеличивать?

– О чём это вы? – спросил я.

– Неужели ты ничего не слышал? – спросила Фульвия. – Я-то думала, что эта история облетела весь Рим – такая соблазнительная сплетня. Очевидно, раз в кои-то веки люди придержали языки. Впрочем, там была всего лишь случайная перепалка между двумя старыми друзьями.

– Если бы Антоний тогда его догнал, перепалкой бы не кончилось! – убеждённо заявила Семпрония.

– А что произошло?

– Дело было на Марсовом поле в прошлом году, - стала рассказывать Фульвия. – В один из тех дней, когда выборы должны были состояться, и их потом в очередной раз отложили. Мне рассказывали, что всё было, как обычно: кандидаты ораторствовали перед народом, какие-то люди совали избирателям деньги, кое-где препирались, было несколько драк – ну, тебе лучше знать. Я хочу сказать, ты ведь мужчина, ходишь на выборы и знаешь, что там обычно творится. Возможно, ты даже был на Марсовом поле в тот самый день.

– Не был. Последний раз я ходил на выборы десять лет назад – в тот год, когда Катилина добивался консульства.

– Ты голосовал за Катилину? – с внезапным интересом спросила Семпрония.

– Нет. За одного человека, называвшего себя Немо. Совершенно безголовый был человек.

Женщины смотрели на меня непонимающе.

– Это длинная история. В общем, неважно. Нет, я не был в тот день на Марсовом поле; но могу представить себе, что там творилось. Так что же произошло?

– Антоний и мой муж заспорили. Сперва по-дружески; потом слово за слово - и началась ссора. Публий никогда не уточнял, кто из них что сказал.

– Зато мы отлично знаем, чем дело кончилось, - заявила Семпрония презрительно и в то же время с удовольствием. – Антоний выхватил меч и гнал Публия через всё Марсово поле, от края и до края.

– А где же были телохранители твоего мужа? – спросил я у Фульвии.

– Те самые телохранители, что сопровождали в тот день? Понятия не имею. Зато отлично знаю, где они теперь. В каменоломнях. – Её глаза блеснули, на какой-то миг сделав её очень похожей на мать. – Как бы то ни было, с Публием тогда ничего не случилось.

– Не считая унижения. Забиться в чулан под лестницей на каком-то кишащем крысами складе – словно удирающий от порки раб в какой-нибудь третьеразрядной комедии…

– Хватит, мама.

Взгляды их встретились. Я почти физически ощутил напряжение между ними. Именно в таких случаях говорят «нашла коса на камень». Наконец, Семпрония отвела взгляд и как-то поникла. Фульвия, защищавшая честь покойного мужа, села ещё прямее. Да, весёлая, должно быть, семейная жизнь была у Клодия - с такой женой, такой тёщей и ещё сестрицей в придачу. Не удивительно, что он был уверен в своей способности управлять Римом. Уж если он в своём доме мог управляться…