Убийство на Аппиевой дороге

Сейлор Стивен

Цицерон от души рассмеялся. Целий присоединился к нему. Впрочем, веселье Цицерона длилось недолго: он оборвал свой смех и, болезненно скривившись, опять приложил руку к животу.

– Свои финансовые проблемы Антоний решил, женившись на некоей Фадии, дочери богатого вольноотпущенника. Вольноотпущенника! Во времена моей молодости аристократ, павший так низко, смело мог считать себя конченым человеком; но юнцы из компании Антония, надо думать, аплодировали ему за то, что он посмел бросить вызов общественной морали, а заодно и отхватил богатое приданое. По крайней мере, женившись, он выбросил из головы Куриона. Я слышал, они с Фадией прижили

нескольких детей. Потом она умерла. Антоний с тех пор побывал в Греции, где учился красноречию, был на военной службе в Иудее и Сирии, затем в Египте, где подавил восстание против тамошнего царя Птолемея, в конце концов примкнул к Цезарю и отправился с ним в Галлию. Теперь он один из наиболее доверенных его помощников. Наверно, он и вправду проявил себя, если Цезарь счёл его подходящим для магистратуры и послал в Рим добиваться должности квестора. Да, и несколько лет назад он женился снова – на этот раз на своей родственнице, Антонии.

Рабы принялись убирать со стола, а я тем временем обдумал услышанное. Семпрония рассказывала, что Антоний гнался за Клодием с мечом через всё Марсово поле. Но по словам Цицерона, Антоний принадлежал к числу друзей Клодия.

– Значит, - спросил я, выждав, пока рабы, принеся кувшины с вином и водой, оставят нас, - Клодий и Антоний были друзьями?

– Угу. Именно были, - подтвердил Целий, в силу возраста и благодаря обширным контактам лучше осведомлённый обо всех скандальных происшествия в радикальных политических кругах. – Пока между ними не случилось маленькое недоразумение из-за Фульвии.

– Как это?

– Да уж так. Антоний не учёл, что Фульвия – жена Клодия. Или же не предал этому значения. Решил, что доступ открыт и путь свободен. – Быстрым движением языка Целий слизнул каплю вина в уголке губ.

– То есть…

– О, сам Антоний, скорее всего, не придавал этому большого значения. Что для него маленькое приключение с Фульвией на фоне его первой любви Куриона, двух браков и бесчисленных девок? Так, мимолётная интрижка. Но Клодий был в ярости, когда узнал. Ему всегда не много надо было, чтобы выйти из себя; к тому же, они с Фульвией как раз недавно поженились. Шесть лет назад это было. Дружбе Клодия и Антония пришёл конец. А потом Антоний отправился в Грецию и Иудею, так что их разделяло море. А позднее – много очень высоких гор, когда Антоний вместе с Цезарем отправился в Галлию. Они больше никогда не встречались.

– А в прошлом году на Марсовом поле?

– Вот ты о чём? – Целий рассмеялся, откинув голову. – Ума не приложу, как я мог забыть? Помнишь, Цицерон, я тебе рассказывал. В прошлом году, в один из тех дней, когда выборы должны были состояться, и их в очередной раз перенесли. Антония и Клодия угораздило столкнуться нос к носу. Между ними произошла ссора, Антоний выхватил меч – неустрашимый покоритель галлов – и Клодий бросился бежать, вопя от страха. Ну, раз уж Клодий пустился наутёк, как заяц, Антоний повёл себя, как охотничий пёс – кинулся следом. Правда, лично я думаю, что ухвати он Клодия, то мигом обнаружил бы, что заяц превратился в хорька, и драпал бы в свою Галлию с покусанным носом, поджав хвост и скуля от боли.

– А из-за чего они в тот раз сцепились? Из-за Фульвии? Всё-таки шесть лет…

– Кто знает? – Целий пожал плечами. Антоний вспыльчив и злопамятен, да и Клодий был не лучше.

– А с чего вообще зашла речь об Антонии? – спросил Цицерон.

– Фульвия, наверно, была настроена на ностальгический

лад, когда призвала к себе Гордиана, - предположил Целий. – Она что, рассказывала обо всех своих бывших любовниках?

– Нет, - отвечал я. – Ни она, ни Клодия.

Улыбка застыла на губах у Целия. Цицерон смотрел на своего ученика без малейшего сочувствия. Я поднялся с кушетки.

– Благодарю за трапезу, Марк Цицерон. Она была великолепна. Как раз для середины дня: не слишком лёгка и не слишком тяжела. Как и наша беседа. Теперь мне и моему сыну пора идти.

– А правда, с чего ты завёл речь об Антонии? – спросил Эко, когда мы шли к нашему дому.

– Это из-за Антония Фульвия обратилась ко мне. Он предложил ей помощь в том, чтобы привлечь Милона к суду и добиться обвинительного приговора. Фульвия хотела бы принять его помощь; но не уверена, может ли ему доверять. Она подозревает, что он каким-то образом замешан в убийстве её мужа. Или же это её мать Семпрония подозревает Антония, а Фульвия хочет доказать матери, что он тут ни причём.

– А она сказала тебе, что он её бывший любовник?

– Нет. И то, что так говорят Цицерон и Целий, вовсе не значит, что между нею и Антонием действительно что-то было.

– А про Марсово поле рассказала?

– Да.

Эко кивнул, а затем вдруг рассмеялся.

– А ловко ты выудил из них всё, что тебе нужно.

– Это не я выудил – это они меня на удочку поймали. И теперь убеждены, что за их крохи сведений об Антонии я обязан им до конца дней своих. Я уже сейчас думаю, а не сболтнул ли им лишнего.

– Ну, знаешь, ты тоже ведёшь себя с ними довольно вызывающе – просто оскорбляешь их прямо в лицо!

– А им нравится.

– Как это может нравиться?

– Странно, конечно; но бывают люди, которым это действительно нравится. Да и не оскорбляет их то, что я говорю – так, задевает, да и то слегка. Я подкалываю их, они подкалывают меня. Ничто из того, что я могу им сказать, их по-настоящему не заденет. Это не жало пчелы, а лишь укус комара – вызывает лёгкий зуд, а почесаться иной раз приятно. Мне не дано ранить словами так, как Цицерон. Случалось мне видеть, как он парой-тройкой острых слов просто оставлял от человека пустое место.

Разговаривая так, мы подошли к дому. Открыл нам Давус. По выражению его лица я сразу же понял, что что-то случилось. Но не успел он и рта раскрыть, как громовой голос произнёс.

– Наконец-то вернулся хозяин!

Я сразу же решил, что шагнувший из-за спины Давуса громадный детина – бывший легионер, а то и вовсе гладиатор, хотя его серая туника была богато расшита, а поверх неё накинут добротный зелёный плащ. Нос, явно сломанный в своё время – возможно, даже не один раз; громадные руки – его кулаки должны быть размером с голову младенца; уродливое, как у младенца, лицо и совершенно лысая голова. У него был вид человека, которого даже в трущобах Субуры не осмелятся задеть.

– К вам посетитель, - запоздало сказал Давус.

– Вижу. И кто прислал тебя… гражданин? – добавил я, заметив на его пальце железное кольцо, и решив про себя, что он, должно быть, чей-то вольноотпущенник.

– Великий, - коротко бросил он. Его голос напоминал шум гальки в быстром потоке.

– То есть…

– То есть Великий. Так я его называю, и так он хочет, чтобы его называли.

– Ясно. И что же Великий…

– Великий хочет, чтобы ты оказал ему честь быть его гостем при первой возможности.