Убийство на Аппиевой дороге
Шрифт:
– А из-за чего они, собственно, тогда поссорились?
– Я же сказала: я не знаю.
– Но есть же у тебя какие-то предположения.
Фульвия снова устремила взгляд в окно. Она всё время то уносилась мыслями куда-то, то внезапно брала инициативу разговора в свои руки. Может, это трюк такой, чтобы сбить меня с толку? Или у неё вообще такой характер? Или всему виной шок, вызванный потерей мужа?
– Тебе незачем отвлекаться на такие подробности, Гордиан. Всё, что от тебя требуется – выяснить, замешан ли Антоний в том, что произошло на Аппиевой дороге.
– Прежде я хотел бы выяснить, что
– Значит, ты берёшься за моё поручение?
– Я должен подумать.
– Когда ты дашь ответ?
Я потёр подбородок.
– Завтра.
Фульвия кинула.
– Хорошо.
– А сейчас расскажи мне как можно точнее, что произошло в тот день. Мне нужно в точности знать, что делал Клодий с того момента, как выехал из Рима; кто мог знать, когда и куда он едет; как началась стычка; кто потом привёз тело.
Фульвия вздохнула.
– Прежде всего, то, что болтают о засаде – выдумки. Разве что засаду устроил Милон. Во всяком случае, его люди напали первыми, причём без всякой причины. А что они потом устроили на нашей загородной вилле, как обращались с нашими слугами…
Разговор продолжался примерно ещё час. Дом Фульвии я покинул, так и не решив пока, возьмусь ли за её поручение, хотя названная ею сумма была весьма заманчива - особенно учитывая, сколько всего надо будет купить взамен поломанного или украденного грабителями. И во что обойдётся починка статуи Минервы. К тому же, мне нужен новый телохранитель – и лучше не один. Странная вещь: чем богаче я становлюсь, тем больше денег уходит на жизнь. Вернее, даже не на жизнь, а на то, чтобы просто оставаться в живых. Так что предложение Фульвии было соблазнительным уже в силу насущной необходимости. Кроме того, оно давало повод заняться расследованием убийства, которое ввергло Рим в пучину бунта и повлёкло за собой смерть близкого мне человека. С другой стороны, не следовало забывать об опасности. Бетесда скажет, что я сошёл с ума. То же самое наверняка скажет и Эко, прежде чем станет настаивать на том, чтобы разделить опасность со мной.
Обо всём этом я думал в носилках Клодии по дороге домой. Впрочем, мысли занимали меня не настолько, чтобы не замечать аромата её благовоний и не чувствовать тепла её ноги, касающейся моей.
– Так ты согласился? – спросила она.
– Я ещё не решил.
Носилки остановились перед моим домом. Я поднялся, собираясь выходить, но Клодия остановила меня, сжав мою ладонь.
– Если согласишься, расскажи мне всё, что сумеешь узнать. Хорошо, Гордиан? Для меня это очень важно.
Был шестой час дня. Приближалось время обеда. Чувствуя, что проголодался, я сразу же направился в кухню, но ждавший в передней Давус сказал, что Эко вернулся и ждёт меня. Судя по виду молодого телохранителя, он получил суровый выговор за то, что отпустил меня одного.
Оказалось, в кабинете меня ждал не только Эко, но и Бетесда.
– Где ты был, муж мой?
– Разве Давус тебе не сказал? Я уходил по делу.
У Бетесды дрогнули ноздри. Я с внезапным смущением поднёс руку к лицу, принюхался к рукаву и ощутил слабый аромат аралии и крокусового масла.
– Клодия, - уверенно заявила Бетесда. – Так я и знала. Давус сказал, что её носилки были тут.
– Что ей было нужно, папа? – Эко смотрел
– Вообще-то, если уж на то пошло, - начал было я, но тут в дверях появился Давус.
– Посетитель, господин, - доложил он. – Говорит, что его зовут Тирон.
Как в той этрусской поговорке: целый месяц с неба ни капли, потом вдруг льёт, как из ведра.
– А что ещё он говорит?
– Что Марк Туллий Цицерон приглашает тебя на обед.
– А также и Эко, разумеется, - сказал Тирон, выглянув из-за плеча Давуса.
Подумать только, что стало со скромным, воспитанным рабом? Разве раньше Тирон позволил бы себе так бесцеремонно расхаживать по дому гражданина? Сделавшись вольноотпущенником, он стал наглядным подтверждением давно известной истины, что граждане Рима утратили хорошие манеры.
– По правде сказать, я проголодался, - сказал Эко, потирая живот.
– И я умираю от голода, - кивнул я.
Бетесда скрестила руки на груди, но промолчала. При всём её властном характере до Фульвии или Семпронии моей жене, хвала богам, было далеко.
Тут уж мне, можно сказать, повезло.
Глава 11
Подходя к дому Цицерона, я заметил на крыше вооружённых охранников. Охранники встретили нас у входа; ещё больше их было в передней. Можно подумать я пришёл не в дом мирного гражданина, а в ставку командующего армией.
Ставни в триклинии были закрыты, чтобы не пропускать холода, и лишь из сада пробивался тусклый свет зимнего дня. Пламя светильников согревало воздух. Цицерон и Целий уже возлежали на кушетке у стола. Тирон указал нам на другую кушетку, которая была достаточно длинна, чтобы вместить нас троих.
Вид у Целия, по обыкновению, был самодовольный - что, по обыкновению, привело меня в крайнее раздражение.
– Вижу, Марк Целий, с нашей последней встречи ты прошёл путь из низов к верхам.
Он взглянул на меня с ленивым любопытством.
– Сегодня ты выглядишь полноправным римским гражданином. Тогда в пристройке за храмом я принял вас с Милоном рабов, которые удирают от взбучки.
Цицерон и Тирон нахмурились. Эко неуверенно глядел на меня. У Целия сделалось равнодушное лицо, а потом он вдруг разразился смехом.
– Отлично сказано, Гордиан. Жаль, мне это в голову не пришло. «Целий прошёл путь из низов к верхам». – Он погрозил мне пальцем. – Если кто-то из моих соперников-трибунов использует против меня такое выражение, я буду знать, что это ты пишешь речи для моих политических противников.
– Гордиан не станет этого делать, - сказал Цицерон, не сводя с меня пристального взгляда. – Но давайте же обедать, а то я слышу, как бурчит у вас в животах. Ничем особенным я, правда, угостить вас не могу: мой повар жалуется, что последнее время стало невозможно купить продукты. Но нет худа без добра: простая пища полезнее для здоровья.
Все годы, что я знал его, Цицерон страдал болезнью желудка.
Впрочем, вопреки его словам, обед был весьма изысканным. Рыбный суп с клёцками и последовавшая за ним завёрнутая в виноградные листья жареная курятина с тминным соусом были выше всяких похвал. С годами Цицерон выучился не пренебрегать теми удовольствиями, которые может позволить себе человек его положения.