Убийство в обществе коллекционеров
Шрифт:
— Кого имею честь, джентльмены?
Сэр Малькольм представился. Оба офицера показали удостоверения.
— О, — проговорил здоровяк, — сэр Малькольм Айвори! Слава о вас дошла и до меня. Не вы ли часом блистали на шахматном турнире в «Атенеуме»? [35] Просто великолепно, нет слов! Знайте, я хоть и скромный любитель, однако сметку и стиль ценю!
Благородный сыщик поблагодарил хозяина и объяснил цель своего визита.
— Сэр, мы очень сожалеем, что доставляем вам беспокойство
35
«Атенеум» — знаменитый мужской клуб Лондона.
Мгновение-другое барон хранил молчание, затем сложил губы так, что его рот стал похож на свиное рыло.
— Столь прискорбного… Гм! Разумеется, очень даже прискорбного, — проговорил он.
— Вы же хорошо ее знали, не так ли?
— Ах, ну да. Конечно. Как и многих других.
Его смущение было столь очевидно, что Форбс не выдержал и вмешался:
— Сэр, госпожа Ховард состояла в вашем клубе!
— Скорее, в кружке по интересам… Как вам сказать… Это была очень образованная женщина, некоторым образом ученая… Занималась религиями Ближнего и Среднего Востока. Да вы присаживайтесь, джентльмены. Не хотите ли шерри? — Он кликнул слугу, стоявшего у двери: — Чамберс, шерри и бокалы! Так о чем бишь я? А, о кончине госпожи Ховард! Так как же она умерла?
— Разве вы не знаете? — удивился сэр Малькольм.
— Только в общих чертах. Видите ли, я не читаю газет.
— Госпожу Ховард убили, — обронил старший инспектор.
— Убили?! — воскликнул сэр Бартоломью. — О! Неужели такое возможно?
— Ее живьем бросили в Темзу, — объяснил Форбс.
— Живьем? Какая жестокость! Она не умела плавать?
— Сперва ее оглушили, связали руки за спиной, заткнули кляпом рот, а после сунули в мешок.
Здоровяк не проронил ни звука. У него как будто перехватило дыхание.
— Преступление! Чудовищное преступление! — наконец проговорил он. — Только совсем опустившиеся подонки способны на столь омерзительное злодеяние!
— А может, и нет, — заметил сэр Малькольм. — Вот мы и проводим дознание.
— В моем доме? — удивился барон. — С какой стати?
Айвори достал из кармана пальто жетон, который подобрал на дне лодки, и показал сэру Бартоломью оборотной стороной, где была выгравирована странная эмблема.
— Вам знакома эта медалька?
— Гм… Откуда она у вас?
— Ее нашли на теле Катерины Ховард, — солгал сэр Малькольм.
— А, понятно. Чамберс, поставьте поднос на стол и будьте добры, ступайте. — Сэр Бартоломью подождал, пока слуга ушел, после чего продолжал: — Джентльмены, придется вам кое-что объяснить… Мы состоим в одном кружке коллекционеров. И у каждого из нас имеется такой жетон.
— С номером, — уточнил сэр Малькольм.
— Ну да.
— И у госпожи Ховард был жетон под номером шесть.
— Вполне возможно.
— А у вас какой номер, сэр?
Барон Смит, похоже, стушевался — поерзал на стуле и наконец признался:
— Номер первый, поскольку именно мне пришло в голову основать наш маленький клуб. А сам я собираю трубки.
— Мы это заметили там, в приемной, — сказал старший инспектор.
— О, там всего лишь безделицы! Я собираю главным образом резные трубки. У меня есть восхитительные экземпляры — если хотите, могу показать. Это очень любопытно.
— А у Джеймса Линкольна, стало быть, номер два, — оборвал его сэр Малькольм.
— Вы знакомы с этим занудой Линкольном? — удивился сэр Бартоломью.
— Он арестован, — пояснил Форбс.
— Линкольн арестован? Что же такое он натворил?
— Вы и сами прекрасно знаете, — продолжал сэр Малькольм. — Он присутствовал при вывозе коллекции Катерины Ховард в тот вечер, когда ее же саму и убили! Сэр, давайте не будем лукавить! Что означает вся эта история с вывозом коллекции? И что такого сделала госпожа Ховард, если ее принудили расстаться с коллекцией, которой она так дорожила? Линкольн отказался отвечать. Почему?
Сэр Бартоломью покачал головой.
— Джеймс старый чудак, у него, как вы, конечно, заметили, не все в порядке с головой. Впрочем, левшам частенько приходят на ум странные мысли. Похоже, это у них в крови… А что касается вывоза коллекции, о чем вы только что упомянули, ну что ж, должен сказать, я и сам совершенно ничего не понимаю!
Глава 19
Быстро справившись с охватившим его изумлением, Форбс воскликнул:
— Сэр, вы обязаны говорить правду!
Барон достал из кармана пиджака трубку и кисет.
— Надеюсь, дым вам не помешает, — начал он. — Я был еще совсем мальчишкой, учился на первом курсе университета, когда заинтересовался отцовской коллекцией. — К тому времени у него уже было около пятисот трубок, и сперва его увлечение, признаться, казалось мне бессмысленным. Молодо-зелено… А после кто-то из однокашников показал мне, как обкуривают трубки. Для меня это было своего рода откровением!
— Надо думать, — заметил Форбс, — только позвольте надеяться, что вы все-таки знаете, почему у госпожи Ховард забрали коллекцию и где эта самая коллекция сейчас находится.
Сэр Бартоломью продолжал набивать трубку.
— Видите ли, — сказал он, и глазом не моргнув, — набить трубку куда сложнее и важнее, чем лишить невинности какую-нибудь девицу. С девицей, с позволения сказать, никогда не поздно исправиться. А плохо обкуренную трубку остается только выбросить на помойку. Я вымачиваю трубку в виски, да не в абы каком — в самом «Глен Девероне» десятилетней выдержки. Вымачиваю два дня и две ночи. Лучше делать это в полнолуние. Когда деревянный чубук почти все впитает, остаток я всасываю через мундштук. Настоящее искусство, как видите! А что до коллекции Катерины Ховард, я не имею и малейшего понятия, где она сейчас может быть.