Убийство в «Зеленой мельнице»
Шрифт:
Дот раскрыла ладонь: черные бусины покоились в ложе из красного шелка, и Фрине удалось наконец поймать тот смутный образ, который уже несколько дней от нее ускользал. Теперь перед ее мысленным взором возникла ясная картина, которую можно было рассмотреть и обдумать. Слизняк в сердцевине красной розы. Черные бусины в красном шелке на ладони Дот. Нож, все еще торчащий в ране убитого в «Зеленой мельнице»; странная круглая рукоятка ножа в груди Бернарда Стивенса. И вокруг нее — алое пятно крови размером с ладонь.
Нож был там, когда Стивенс упал,
— Мисс, что с вами? — спросила Дот, обеспокоенная отсутствующим видом и молчанием Фрины. — Его можно починить. Все бусины мы собрали. А пока вы наденете другое.
— Все хорошо, Дот, дорогая, дело совсем не в бусах. Я пыталась кое-что вспомнить, и это мне удалось, когда я увидела, как ты держишь эти бусины. И слава Богу, а то мне казалось, что я навсегда потеряла эту мысль. А она всего лишь затерялась, — рассмеявшись, добавила Фрина. — Так-так! Над этим придется поразмыслить.
Дот аккуратно завязала чулок, чтобы не повредить его бусинами.
— И вечер мне предстоит весьма интересный. Все ли я взяла? Сигареты? Нет, Дот, я возьму сумку побольше.
— Она сюда меньше подходит, — заметила Дот, доставая объемистую сумку из черного бархата и откладывая в сторону плоскую, расшитую бисером сумочку.
— Знаю, но в эту маленькую не поместится все, что мне нужно.
Под неодобрительным взглядом Дот Фрина положила в сумку маленький пистолет, пачку банкнот, носовой платок, сигареты, зажигалку и губную помаду.
— Мисс, вы ожидаете неприятностей, — проворчала Дот. — И идете одна? Почему бы не взять с собой господина Берта и господина Сеса?
— Они тут не годятся. Со мной все будет в порядке, Дот, уверяю тебя. — Фрина поспешно обняла свою компаньонку. — Дорогая, не стоит быть такой противной, говорю тебе: все будет хорошо. Ничего со мной не случится, — пообещала Фрина и поспешила вниз, на встречу со своим кавалером, уже двадцать минут ожидавшим в гостиной.
Фрина вошла так, что этого стоило дожидаться. На ней было черное шелковое платье до колен, переливавшееся созвездиями серебряных блесток; наряд дополняли серебристые чулки и черные туфли. На голове красовалась серебряная шляпка, плоские поля которой покрывала вышивка бисером — знаки Зодиака. Длинные изящные нити бус, закрепленные на шляпке и доходившие почти до шеи, обрамляли таинственное лицо мисс Фишер.
— О, Фрина! — ахнул Тинтаджел Стоун, окидывая ее горящим взглядом. — Ты великолепна!
Она шагнула в его объятия.
— Любишь звезды? — кокетливо спросила она.
— Всегда к ним стремился, — ответил он, и его пальцы скользнули ниже, к Южному Кресту.
Фрина мягко оттолкнула его.
— Мы уходим, — напомнила она, и Тинтаджел неохотно отпустил ее.
— Раз ты так настаиваешь, — сдался он. — Мы играем в «Джаз-клубе», и Нерина согласилась петь. Не знаю, чем ты ее взяла, но это произвело потрясающий эффект. Ты нашла ее мужа?
— Да. Он умер, — сообщила Фрина, ведя Тинтаджела через холл. — Я исходила из предположения, что ни один мужчина по доброй воле не отказался бы от Нерины. Она… привлекательна.
— Да. — Тинтаджел Стоун открыл дверь и сел в машину. — Можно сказать и так. Но скорее, это неприкрытая чувственность и страстность.
— А тебя к ней не тянуло?
Фрина завела мотор.
— Меня? Ты с ума сошла! Когда мы познакомились, она уже была с Беном Роджерсом, а ты знаешь…
— …каковы эти трубачи. Да, — вздохнула Фрина. — Знаю. Он всегда был так ревнив?
— Да. Одного из посетителей ночного клуба как-то раз спустил с лестницы; больше мы там не играли. Тот был такой здоровяк, но Бену, если он в раж вошел, все нипочем. И ждать он умеет — терпелив как кошка, утончен и изыскан как белая акула. Может, человек он и не слишком приятный, но чертовски хороший трубач. Но будь уверена — даже для трубача он чересчур вспыльчив.
— Ты даже такое готов признать? — изумилась Фрина. — Он что, способен на убийство?
— Фрина, ты хочешь сказать?.. Что ты хочешь сказать?
— Просто ответь на вопрос.
— Да, способен. Слушай, ты думаешь, Бен убил этого Бернарда? Он ведь даже не знал его! И мотива у него не было. В любом случае, он стоял прямо передо мной, когда этот парень упал. Готов поклясться: Бен не сходил с эстрады, пока тот был жив.
— Тинтаджел, боюсь, ты не до конца честен со мной, — строго возразила Фрина. — И даже совсем не честен. От корнуольца я ожидала другого. Если ты не думал, что Бен к этому причастен, зачем было уносить из «Зеленой мельницы» орудие преступления?
— А я-то при чем?
— Очень хорошо, — одобрила Фрина его реакцию оскорбленной невинности. — Такой тон, должно быть, очень полезен в затруднительных ситуациях. Наверняка он убедил уже немало подозрительных копов.
— Но не тебя? — Голос Тинтаджела звучал ровно, но в нем чувствовалось скрытое напряжение: возможно, гнев, возможно, изумление.
— Не меня, — подтвердила Фрина. — Наверняка, вернувшись домой, ты застирал манжету рубашки, однако забыл о засохшей крови на внутренней стороне рукава своего пиджака; она попала туда, когда ты засунул нож в рукав, думая, что никто не видит.
— Откуда ты узнала про кровь? — Голос был по-прежнему спокоен.
— Я заметила это лишь сейчас, когда обняла тебя.
— Ты самая… — Он не мог найти подходящего слова. — Самая…
— Обычно в таких случаях говорят «бесчувственная лживая стерва», — услужливо подсказала Фрина, подкатывая к тротуару и глуша мотор.
Без тени улыбки она повернулась к Тинтаджелу.
— Потрясающая женщина! — с явным восхищением воскликнул Тинтаджел, глядя в зеленые глаза Фрины. — Я думал, никто этого не заметил.