Ученье – свет, а не захочешь светить – заставим
Шрифт:
— Смертный, — рявкнул он душераздирающим басом, от которого у молодого человека все внутренности завибрировали, и он ощутимо вздрогнул, резко вспомнив Чудо-юдо-бабку-смерть. — Никогда не старайся подружиться с Высшими Силами. Для Нас только один этот факт — повод подозревать тебя во всех прегрешениях.
Дима аж офигел от крутизны наезда.
— А при чём здесь это?
— Ты только что обратился ко мне «друг мой».
Молодой человек в наигранном изнеможении закатил глаза, прислушался к быстро колотящемуся сердцу и, обозвав про себя новоиспечённого Кона сукой, выдавил:
—
— Твоя самокритичность похвальна, — ухнул басом Саша-копия, но уже понизив уровень инфразвукового воздействия до приемлемого.
— Я тут вообще-то знания получаю, — не остался в долгу Дима, сделавшись на редкость самоуверенным, переходя в режим «я — ведущий», — а знания порой могут стоить жизни. Недаром же говорят: меньше знаешь — крепче спишь. А если они опасны, то я по технике безопасности просто обязан прикидываться дебилом.
— Не хами, сын мой, — да нехавыемонным будешь, — прогремел озлобленный двойник Кона, явно угрожая и возвращая в голос низкочастотное давление.
От этого по всему Диминому телу пронеслось в панике стадо мурашек, и задница зачесалась, напомнив о суккубской порке без отрыва пятой точки от трона. Он мгновенно заткнулся и насупился, изображая нашкодившего пацана, из вредности не признающего право старших на его наказание. Дима показательно зло уставился на огонь в ожидании дальнейшего разноса.
Но негативных для него оргвыводов не последовало. Запугивающий молодого человека Шура-сука, как он решил его называть про себя, моментально потерял всякий интерес к наглому смертному и перевёл его на блондинку.
— Сударыня, — резко сменил он запугивающий тон на нормально-услужливый. — Я к вашим услугам. Прошу.
И исчез, сволочь. Нагадил в душу. Напугал до сикорашек. И растворился, словно так и надо. Дима мельком взглянул на Танечку. Но той тоже на месте не оказалось. Неадекватная копия Шуры-суки её спёрла, утащив на экскурсию по Москве. Да скатертью дорожка.
Дима тяжко выдохнул.
— Кон. Придай, пожалуйста, креслу сидячее положение, — попросил он наконец после минутной паузы, заполненной тихим потрескиванием костра.
Спинка кресла, заваленного шкурами, поднялась. Молодой человек вроде как сел. Только ноги по-прежнему остались лежать в вытянутом положении. Вполне комфортно. В такой позе стало удобней общаться с оставшимся аватаром. А тот одной своей ехидной улыбочкой прямо напрашивался на дискуссию.
Но Дима уже отошёл от негативного давления неадекватной копии, и говорить с оригиналом на эту же тему желания не было. Было желание включить режим: баба с воза — мужик на воле. Поэтому, стараясь забыть этот короткий инцидент, завёл разговор о другом.
— Как считаешь? — начал он. — Она когда-нибудь станет адекватной?
— Время покажет, — равнодушно ответил Саша-лицеист, пожимая плечиками.
— Да, — вновь тяжело выдохнул смертный, делая умное лицо, — время — лучшее лекарство.
— Время не лечит, — тут же обломал его ангельский лицеист. — Оно
Так хорошо начавшейся философской беседы не получилось. Диалог неожиданно был прерван.
— Дмитрий Вячеславович! Ну что за дела!? — заголосила Вера, судя по всему, с порога своей спальни, и, выдержав паузу, понизив уровень децибелов в голосе, зло констатировала: — Урод!
После чего наступила тишина с потрескиванием поленьев в костре. Других звуков не прослеживалось минут пять. Следующий окрик Веры прозвучал уже по-барски, но в нём почувствовалось: «Я тебе отомщу, скотина».
— Дмитрий Вячеславович, будьте добры, организуйте девушке дорожку до шатра.
— Это не шатёр, а яранга, двоечница, — прокричал он в ответ и вполголоса попросил Кона: — Сделай ей, пожалуйста, дорожку с фонарными столбами в стиле местного антуража.
Саша-лицеист зловеще улыбнулся и медленно кивнул. На что со стороны Веры раздался душераздирающий визг, а вместе с ним по Диминым мозгам прилетела боевая Слава.
Молодой человек аж задохнулся от нахлынувшей любвеобильности. И главное, ничего не мог сделать с этой ведьмой. Он её не видел, а значит, ни в эмоции её не влезть, ни ретранслировать удар обратно. Из глаз брызнули слёзы. Дыхание спёрло, а сердце принялось молотить с запредельным ритмом, хоть реанимацию вызывай. Причём долбилось в голове, а не в груди, отчего, кажется, оглох на оба уха.
Им завладело необоримое желание сжать её в объятиях и облизать сверху донизу. Эйфория идиотского счастья заполонила мозги, нагло пнув оттуда остатки рассудка. Как он её в этот момент любил! Боже! Как любил! Да он жить без неё не мог. Дышать без неё не мог. Даже готов был Родину продать за один её поцелуй. Хорошо, что в мечтах не дошёл до секса. Сдох бы тут же от вожделения.
Неуклюже барахтаясь в оленеводческой экипировке, как майский жук на спине, пытающийся встать на ноги, он завалился набок и упал на пол. Встал на четвереньки и, пуская слёзы, сопли, слюни, так и пополз на четырёх конечностях к своей любимой. И только протиснувшись в щель импровизированной двери и увидев колдующую ведьму, звезду очей его, он автоматически ухнул в её эмоции.
Ситуация триггерно поменялась. Вера, до этого державшая руки разведёнными в стороны, очень сексуально простонала и обеими ладонями закрыла лицо, обрывая действия Славы. Но резко обозлившийся Дима успел прочувствовать эту грёбаную силу. Он буквально осязал её на физическом уровне. Не понимая её природы, тем не менее он осознал, как она делается. Поэтому не только не прекратил её излучать из себя, но и усилил, непонятно за счёт каких возможностей организма.
Ведьма Вера, не будь дурой, среагировала на его атаку чисто по-девичьи. Она просто взяла и рухнула в обморок, не дав новоиспечённому ведьмаку от души порезвиться. Да и не хватило бы его на большее. Это и так стоило ему ну очень дорого. Дима обессилил, словно фуру презервативов разгрузил. Причём по настоятельному требованию заказчика перетаскал на склад каждый презик поштучно на носилках без напарника.