Учись видеть. Уроки творческих взлетов
Шрифт:
Вот я вам рассказываю на уроке, как создается портрет, и по этому поводу прошу быть предельно внимательными к людям – на улице, в транспорте, повсюду вам может встретиться человек, портрет которого захочется написать. Скорее тогда доставайте блокнот и делайте наброски. Один, другой, третий. Как рисует эскизы художник, штрих за штрихом. Важно ведь не просто обнаружить деталь. Надо попасть в цель. И когда ты попал, сам воздух звенит тебе в ответ.
– А я уже сделал такой набросок! – сказал Андрей Буянов.
– Читай! – говорю.
И Андрей Буянов читает абсолютный шедевр:
«В метро сидел мужик.
Глаза голубые-голубые!!! ЗАТО ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ…»
Возможны миллионы способов создать портрет. И всякий раз надо изобретать особую стратегию. Раз как-то листаю «Курс лекций по фотоделу» педагога-фотографа Чистякова. И что я вижу? Оказывается, основное требование, предъявляемое к фотографическому портрету, сводится к тому, чтобы портрет имел полное сходство с портретируемым!!! Какой-то абсурд!
Я тогда вспомнила, как писатель Даур Зантария рассказывал: в Сухуме был фотограф-армянин. Его звали Кара. Когда ему женщины выражали недовольство своими фотографиями, Кара им отвечал: «Лягушка посадишь – лягушка выйдет!» Раз в жизни они готовились, один раз фотографировались, и так они у него выходили.
– Фотограф Кара, – говорил мне Даур, – расхохотался бы в лицо педагогу Чистякову, и все сухумские фотографы, бродившие в мирные времена по переполненному пляжу в шортах и сомбреро, с распахнутой грудью, седые волосы на груди, загорелые, с обезьянкой на плече или с питоном на шее, узнай они о том, что по Чистякову портрет композиционно может быть исключительно: а) во весь рост; б) поколенный; в) поясной; г) погрудный и д) головной!
«Причем внимательно приглядываясь к фигуре человека, – писал Чистяков, – вы должны проявить недюжинную тактичность. Подумайте, к примеру, удачен ли будет портрет во весь рост, если портретируемый одноног?!»
Слишком примитивный подход, даже для фотографа.
А уж нашему брату, имеющему дело с таким податливым инструментом, как слово, сам бог велел избирать не прямолинейное, лобовое движение, а вершить полностью непредсказуемый танец. Не брать «в клещи» или «на таран», а производить разные отвлекающие маневры, бродить вокруг да около, то одну черту подметил, то другую, то неожиданную реплику подхватил на лету, то тембр голоса или характерный жест либо прояснил что-то, может быть, отличающее этого человека от остальных, нечто такое, запавшее вам в душу, – опять-таки деталь…
И надо так ее подать, чтобы деталь, говорит Дина Рубина, засияла, как наливное яблочко на серебряном блюдце, как зеркальный елочный шар в темноте, – притягивала взоры. К примеру, необычное обстоятельство рождения.
Вот я пишу предисловие к книге сказочника Сергея Седова. И, разумеется, сразу, как говорится, беру быка за рога.
«Когда Сергей Седов родился, его никто не ждал. Все ждали сестру Седова Лариску и страшно были удивлены, что сразу после Лариски на свет появился ОН.
– …Да тут еще один?!! – вскричал изумленный доктор.
Так встретил мир писателя Сергея Седова».
Кто такой Сергей Седов? Почему я, увидев его впервые, в троллейбусе, с пишущей машинкой в авоське, остановила на нем свой завороженный взгляд? А художник Лёня Тишков нарисовал Седова плывущим в утлой лодке по морю и назвал эту картину «Человек со свечечкой». На танцплощадках, куда Серега ходит танцевать – обычно он танцует один – то среди стариков в парке «Сокольники», то в молодежных клубах, – его зовут просто и удивленно: Человек. Он пишет сказки, похожие на притчи, часами наизусть читает стихи, гуляет в парках, любуется цветущими деревьями. А иногда становится глубоководным водолазом, что следует из этой фотографии.
Вы, наверное, заметили: когда я пишу о ком-нибудь, то о рюмочке веду речь, то о пуговицах на пиджаке, а человек встает на моем рисунке, без ложной скромности скажу, как живой.
Вот и мы с вами делаем попытки уловить чей-то образ – лучше всего это нам удается с хорошо знакомыми и любимыми «портретируемыми» вроде теть и дядь, бабушек и дедушек. Но бывает, что в ваших рассказах вдруг возникают неясные очертания героя, растворенного в пейзаже. Так Юля Панкратьева рисует ночную рыбалку – водой и размытой тушью.
Японские мастера называют подобный метод «живопись суми».
Мы сидели у ночной реки. Луна строго следила за каждым движением воды. Было тихо, но камыши все равно шумели, не обращая внимания на то, что ветер давно улегся. Дома возле ночной реки молчали, но согревали своим окошечным светом, напоминая китайские фонарики, которые плывут по реке подобно душам предков.
Она глубоко вдохнула ночной воздух, будто пыталась вобрать его в себя весь.
– Жаль, рыбалка нам сегодня не удалась, – она усмехнулась и провела рукой по моим волосам, словно утешая. – Пойдем, ночь уже по колено…
Какая тишина и глубина в этом портрете, будто отраженном в воде.
А вот портрет-воспоминание, построенный Леной Степановой на таких облюбованных ею интонациях любимых людей и намертво запечатленных детством в памяти предметах, что вспоминается поэт Юрий Левитанский – один из лучших, а если вы спросите мое мнение – самый лучший из современных поэтов, хотя его уже нет на Земле. Почитайте его стихи, перечитывайте по мере взросления, они вам помогут в жизни, как мне сто раз помогали! У Юрия Левитанского есть такие строки:
Наше дело в том и состоит,чтоб восстановить за словом словои опять расставить по местамтак, как они некогда стояли.<…>Это все равно как вспоминатьмузыку, забытую давно,но когда-то слышанную нами.Вот и смотришь —так или не так,вспоминаешь —так или не так,начинаешь снова —нет, не так,из себя выходишь – нет, не так,Господи, да как же это было?И внезапно вздрогнешь —было так!И внезапно вспомнишь —вот как было!Ну конечно – так оно и было,только так и было, только так!