Удивительная жизнь Эрнесто Че
Шрифт:
Неделю спустя Йозеф вышел на работу и очень обрадовался, обнаружив, что в лаборатории все лежит и стоит на прежних местах. Коллеги оторвались от дел, чтобы пожать ему руку, многие говорили, что очень рады его возвращению, никто не задавал бестактных вопросов, не вспоминал о долгом отсутствии – так, словно он уехал вчера, а вернулся сегодня.
Как-то раз, в начале июня, Йозефа позвала к телефону улыбающаяся мадам Арман: «Вам звонит дама». Секретарь Сержана провела Йозефа в свой кабинет и проявила деликатность, оставив его одного.
– Йозеф, это я, Кристина.
– Как же я рад
– Морис рассказал, что ты вернулся, и я чуть с ума не сошла от счастья.
– Правда?
– Мы ужасно волновались, но я была уверена, что снова тебя увижу. Мог бы зайти поздороваться.
– Мне нужно было время, чтобы адаптироваться.
– Сегодня вы ужинаете у меня.
– Ты теперь готовишь?
– Готовлю… иногда. По случаю твоего возвращения, так и быть, расстараюсь.
В семь часов вечера Йозеф позвонил в дверь Кристины. В руках у него был букет оранжевых гладиолусов – он не забыл, что она любит эти странные цветы. Кристина открыла, и они крепко обнялись (Боже, как прекрасно она пахнет!).
– Я так рада, что ты вернулся!
Йозеф пришел первым и смог оглядеться. Квартира была чисто убрана, одежда больше не висела на стульях, подушки, косметичка, книги и газеты были аккуратно разложены по своим местам. Стол Кристина накрыла на троих.
– Я приготовила жаркое. Морис обожает жаркое.
– Нелли не будет?
– Не говори мне о ней, достаточно того, что приходится работать вместе.
– Вы поссорились?
– Она манипуляторша, использует людей, а потом выбрасывает, как хлам. Прости, что говорю это, но уже через месяц после твоего отъезда Нелли «утешилась». Точно так же она поступила со мной. Когда у нее были проблемы, я ей помогла, потом у нее случился бурный роман с одним болваном – он называл себя актером! – и она съехала. Как мне теперь платить за квартиру?
Они пили аперитив, и Кристина без умолку говорила о Морисе: он два года работал и в штабе, и на Мореля, никто не понимал, как у него получалось, и ведь ни разу не сорвался, и ее поддерживал, она знает, что может на него рассчитывать, даже теперь, когда придется переехать в худший квартал, в жалкую студию.
– А может, найдешь новую компаньонку?
– Сегодня никому нельзя доверять. Ладно, оставим, лучше расскажи, где ты обретался столько времени?
– Мне пришлось несладко, не хочу вспоминать. Теперь все позади.
– Понимаю. Черт, уже половина девятого, Морис должен был появиться час назад, где его только носит?
– Ты по-прежнему работаешь с Мате?
– Мы только что вернулись с долгих гастролей, возили в Константину «Дон Жуана» Пушкина. Прием был исключительный. Мате предложили работу в метрополии, надеюсь, у него все получится.
Морис появился в четверть десятого, сказал, что умирает от жары, был сильно не в духе, но в подробности вдаваться не пожелал, сказал только, что занимается делом о наследстве, потому что, кроме него, уладить его некому.
– Главное в жизни – не отступать от своих принципов, верно? – спросил Морис, выпив рюмку анисовки со льдом. – Хорошо, что мы можем снова собираться, как до войны.
Они сели за стол, и он открыл бутылку:
– Розовое булауанское – видишь, я не забыл.
Морис произнес тост за Йозефа, за дружбу и счастье, они чокнулись, сделали по глотку, и он раздраженно воскликнул:
– Да оно же теплое, как ослиная моча, Кристина! Трудно было охладить?
– Я выставила бутылку на стол, когда пришел Йозеф.
– И что с того?
– Прости…
– Мы сегодня будем есть? Я проголодался.
Кристина ушла на кухню, вернулась с блюдом и гордо водрузила его на стол. Морис начал резать мясо, и у него сделалось брезгливое выражение лица.
– Ты называешь это мясом? Это картон, а не мясо! Ты что, варила его?
– Я не виновата, ты опоздал на два часа!
– Невероятно! Значит, это я во всем виноват? Я ведь не клерк какой-нибудь занюханный, у меня работа! Нужно было вытащить блюдо из духовки, чего уж проще? – Морис швырнул вилку на стол и надел пиджак. – Раз тут есть нечего, поужинаем в ресторане.
Йозеф попытался остановить друга – ничего страшного, не стоит так заводиться.
– Я углями давиться не стану!
Морис нахлобучил шляпу и вышел. Кристина бежала следом, лепеча слова извинения:
– Мне очень жаль, милый, мы ждали тебя, заговорились, и я обо всем забыла.
Сержан счел возможным удовлетворить просьбу Йозефа и послал его в больницу Эль-Кеттар в Старом городе. Он быстро обучил трех медсестер, и они занялись вакцинацией против тифа, вернувшегося на холмы и уже распространявшегося по городу. За два года эпидемия убила три тысяч арабов и более двухсот европейцев (несмотря на вакцинацию!). За шесть дней работы без сна и отдыха прививки были сделаны тридцати пяти тысячам горожан. Оставалось подождать месяц и проверить, работает ли лекарство.
Йозеф услышал глухой шум, потом вдалеке завыла сирена, он решил, что пожарные едут на вызов, и не стал отрываться от дела, но тут в процедурную ворвалась старшая медсестра и закричала:
– Они высадились! Американцы высадились!
– Где, мадам Маклуф?
– В Нормандии!
Ошеломленный Йозеф попросил другую медсестру заменить его и вышел из больницы.
Машины гудели, из всех окон свисали французские флаги, радостная новость передавалась из уст в уста, распространяясь по городу, как волна счастья. Люди переспрашивали, требовали уточнений, но деталей никто не знал. Алжирские и континентальные радиостанции вещали по обычной программе, и многие усомнились: если бы высадка и правда состоялась, всю эту муру наверняка заменили бы новостями, значит либо ничего не было, либо операция провалилась. Кое-кто сообщал исключительные детали, но им не верили, ведь на вопрос: «Откуда вам это известно?» – они отвечали: «Не помню, слышал от кого-то…»
Йозеф вернулся в институт, и Сержан сообщил, что звонил в Париж, ему подтвердили факт высадки, но никаких подробностей они тоже не знают. В одиннадцатичасовых новостях тему снова обошли молчанием.
Йозеф отправился к Морелю, чтобы повидаться с Морисом, но никого не застал.
У Падовани радиоприемник стоял на стойке бара, вокруг сгрудилось человек двадцать посетителей. Йозеф увидел Кристину, она сказала, что ждет Мориса, который уехал с работы сразу после обеда. Падовани медленно крутил ручки настройки, но ни одна радиостанция не передавала ни слова о высадке союзников, даже BBC транслировала легкую музычку. В 17.00 диктор наконец прочел короткую информацию. Йозеф переводил срывающимся от волнения голосом: