Удивительная жизнь Эрнесто Че
Шрифт:
Волновала Кристину только ее прическа. Йозеф купил ей зеркальце, щетку и роговую расческу, и она до бесконечности, пока не уставала рука, приглаживала волосы. Если санитарка случайно перекладывала зеркало и щетку с расческой в ящик, Кристина приходила в сильное волнение – она хотела, чтобы они оставались на виду.
По вечерам Йозеф устраивался в ногах ее кровати, читал, переводил «Загнанных лошадей» и часто интересовался мнением Кристины касательно того или другого выражения. Она напрягалась, пытаясь вспомнить, но выходило не слишком хорошо.
– Не знаю, Йозеф, ничего я не знаю, – с усталой обреченностью отвечала она.
– Позволишь Мате тебя навестить? Он очень беспокоится.
Кристина молча покачала головой.
– Может, хочешь, чтобы пришла Нелли? Она о тебе спрашивала.
Кристина никого не желала видеть. Она протягивала Йозефу щетку, и он начинал причесывать ее, а если останавливался, ее ладонь ложилась на его руку, побуждая продолжать. «Прошу тебя…» – говорила Кристина, и Йозеф подчинялся, брал расческу и принимался медленно приглаживать черные волосы.
– Спасибо, Йозеф, спасибо тебе.
Наконец-то ему удалось заставить ее улыбнуться.
– Доктор, вас хочет видеть какой-то полицейский.
Инспектор Ногаро ждал Йозефа в приемном покое больницы. Этот тщедушный человечек мало походил на сотрудника полиции, он часто болел ангиной и потому никогда не снимал с шеи бежевый шерстяной шарф, без конца надсадно кашлял, раздувая щеки, как джазовый тромбонист.
– Рад с вами познакомиться, доктор Каплан. Я ваш потенциальный пациент, то и дело цепляю какую-нибудь заразу.
Инспектор обильно потел и все время промокал лоб носовым платком. Мешки под глазами придавали ему сходство с усталым кокер-спаниелем, он это знал и умело использовал, вызывая собеседников на откровенность и добиваясь признаний. Волосы Ногаро зачесывал с затылка на лоб, прикрывая лысину, и пользовался бриллиантином, чтобы лежали аккуратно. Серую фетровую шляпу инспектор носил в руке и почему-то никогда не надевал на голову.
– Не понимаю, как вы можете работать в такой обстановке, доктор! Я бы точно стал неврастеником. Восхищаюсь вами. Скажите честно – между нами, клянусь! – эпидемия закончилась? Пойдемте выпьем кофе, я угощаю.
Говорил Ногаро низким трубным голосом, маленький рост компенсировал бурной жестикуляцией, подкрепляя каждую фразу жестом в темпе allegro или moderato, чтобы привлечь внимание собеседника.
Репутация у Ногаро была не очень хорошая, что сильно его расстраивало, ведь он по-настоящему любил свое дело и даже пожертвовал ради работы семьей и друзьями. Быть полицейским в наше время ох как непросто, особенно если ты честен и соблюдаешь субординацию. Сегодня тебе приказывают брать под арест евреев и коммунистов, а завтра они приходят к власти, ты только что боролся с черным рынком, и вот уже спекулянты стали боссами.
Инспектор старался держаться как можно незаметней и быть всегда начеку, но на него все равно спихивали самую грязную работу. Он стал главным алжирским специалистом по криминальным абортам и разбирался с «тухлыми» делами, нередко навлекая на себя ненависть пострадавших.
Они зашли в кафе – Ногаро явно был знаком и с хозяином, и с официантом – и устроились на террасе. Инспектор прогнал приставучую попрошайку и посмотрел на Йозефа, по-кошачьи щуря глаза:
– Знали бы вы, доктор Каплан, сколько сил я потратил на ваши поиски! Вы очень вовремя исчезли и заставили меня побегать. Никто не знал, куда вы делись, ваш патрон ничего не понимал, ваши коллеги изумлялись, ваша подруга ужасно беспокоилась, и даже консьержка не видела, как вы уехали. Фьють – исчез как по мановению волшебной палочки. Мало кому удалось ускользнуть. Заметьте – я считаю, что вы правильно поступили. Никто тогда не знал, чего ждать в следующий момент. Нам давали списки и приказывали: идите и арестуйте такого-то. Мы подчинялись. А как же иначе, приказ есть приказ. Потом вы вдруг появились – как черт из табакерки, но я рад. Сегодня это уже не важно, но меня мучит любопытство: как вам удалось сбежать и где вы так долго прятались?
– Вы правда не знали?
– Клянусь всем святым.
– Ну так не рассчитывайте, что я вас просвещу… Кто знает, что еще может произойти в нашем богоспасаемом мире!
– Гарсон, два кофе… Многие не считают аборт чем-то ужасным: мол, такова жизнь, с кем не бывает… Большинство женщин считают его чем-то вроде насморка, который неизбежно подхватываешь хотя бы раз в год. В действительности же это преступление, доктор, такое же тяжкое, как предательство. За последние годы двух подпольных акушерок казнили, четырнадцать приговорили к пожизненному заключению, тридцать угодили в тюрьму на двадцать лет. Каждый год только в Алжире от нелегальных операций погибают двадцать женщин – это по официальным данным, на самом же деле в два-три раза больше. Я точно знаю, что ваши коллеги выдают фальшивые свидетельства о смерти, так что статистике доверять нельзя. В этом городе нет ни одной семьи – слышите, ни одной! – не потерявшей дочь, сестру или жену. Арабок я в расчет не беру, мне страшно даже представить, сколько их гибнет! Помогите мне, доктор, с этой резней нужно покончить раз и навсегда.
– Я в трудном положении, инспектор, вы не можете не понимать.
– Нет, я не понимаю! Продолжайте молчать, если хотите, формально вы чисты перед законом, но, если не поможете мне, станете их пособником.
– Вы по-прежнему кашляете? Я должен вас осмотреть.
– Только не говорите, что…
Уже много дней Кристина не вставала с постели, сидела в подушках, застыв как статуя, и время от времени что-то бормотала, а может, у нее просто дрожали губы или сводило судорогой лицо.
Йозеф часто наблюдал за ней, стоя в дверях. Он точно знал, с кем она говорит, к кому обращается.
– Результаты моих анализов готовы, доктор?
– Пока нет, инспектор.
– Почему так долго?
– Я отправил мазки в институт, но они обрабатывают пять тысяч стекол в неделю, так что наберитесь терпения и не дергайтесь – у вас типичная хроническая ангина.
– Горло дерет чудовищно.
– Будь это чума, вы бы давно отправились к праотцам. – Йозеф быстро осмотрел его, прощупал шею и живот. – Вы так и не бросили курить?
– Это нелегко. Как ваша пациентка, могу я ее допросить?
– Нет, она все еще в шоке.
– Я поговорил с соседкой, она ни при чем и мало что знает. Вам известен некий Морис Делоне?
Йозеф проигнорировал вопрос.
– Как мне делать мою работу, если вы не хотите помогать? Я должен найти того мерзавца – или мерзавку, – который калечит женщин, и остановить его.
– Кристина ничего мне не рассказывает. У нее роман с Морисом, думаю, ребенок его. Он заплатил соседке, чтобы она позаботилась о Кристине.