Уездный город С***
Шрифт:
Мужчина положил планшет на колени, отщёлкнул застёжку, чтобы достать бумаги.
— Вчера, — дрогнувшим голосом проговорила посетительница. — Мы с сестрой шьём. Мне хорошо удаётся придумывать наряды, у неё — золотые руки, поэтому недостатка в деньгах не испытываем: много обеспеченных клиенток, в основном, из зажиточных горожанок, есть несколько дворянок. Я работаю дома, раскраиваю, собираю всё, Лена занимается отделкой, и она же обычно подгоняет по фигуре, поэтому чаще ездит к клиенткам. Мой муж служит шофёром на «Взлёте», ему удаётся порой выкроить время, чтобы помочь нам отвозить
Всё небольшое семейство жило в доме на Троицкой, почти на берегу притока, оставшемся рищеву от покойных родителей — он, жена и её одинокая сестра. Со слов Анны Сергеевны, отношения были вполне мирными, дом — просторным, и три человека совсем не мешали друг другу. Вчера вечером Елена отправилась к постоянной клиентке, которая заметно потеряла в весе и просила ушить несколько совершенно новых нарядов. От той швея вышла около восьми вечера, отказавшись от сопровождения — время еще не позднее, светло, а идти недалеко. К тому же Елена была очень решительной и бойкой девушкой, в отличие от тихой сестры, и ничего не боялась.
Когда к полуночи Хрищев вернулся домой со службы, он застал белую от страха и совершенно потерянную жену, которая уверяла, что с сестрой случилась беда: прежде сестра никогда так не задерживалась, и уж тем более не сбежала бы никуда без предупреждения. Ночью они вместе с городовым обошли все улицы, по которым сестра могла бы направиться домой, обзвонили больницы и опросили подруг — бедняжку никто не видел.
Титов аккуратно записал всё — кто, когда, где. Имена клиентки, подруг, адреса, место службы супруга Хрищевой, фамилию сестры… Наконец, когда неизбежное стало уже нельзя оттягивать, спросил:
— Скажите, Анна Сергеевна, вы случайно не знакомы вот с этой особой?
— Это же Лена! Откуда у вас эта картинка? — растерялась та.
— Боюсь, у меня для вас дурные вести, — стараясь говорить как можно мягче, осторожно начал Натан, коря себя за неумение подобрать другие, новые слова, а не те, которые были сказаны сотню раз в таких же случаях…
…Отбыл из Департамента Титов только через час, едва не забыв напоследок озадачить Михельсон поисками извозчика Короба с пегой лошадью. Поручик как раз успевал добраться до Федорки к оговорённому с Аэлитой сроку, однако из-за раннего подъёма чувство было такое, словно день должен уже клониться к вечеру.
Разговор с сестрой убитой девушки вымотал Натана до крайности, причём не столько он сам, сколько его неожиданные последствия: мужчине пришлось обратиться к своему дару живника и неплохо потрудиться. Анна Сергеевна оказалась беременна, и тяжёлые вести произвели на впечатлительную особу воистину сокрушительное воздействие. Помощь Титов оказал, потом совместно с Чогошвили сопроводил несчастную до больницы, благо располагалась та неподалёку, и оставил на попечении врачей, после чего и направился в институт, пребывая в исключительно поганом настроении.
Убийцы на следовательском пути Натана попадались разные: иные из них стоили жалости куда больше, чем жертвы, другие вовсе вызывали внутреннее одобрение. Закон есть закон, Титов это прекрасно сознавал,
Про нынешнего убийцу, этого вещевика, Натан уже точно знал две вещи: что он сволочь, которую необходимо предать суду как можно скорее, и что он опасный психопат, до которого, однако, нельзя допускать врачей — дабы не освободили эту нелюдь от самого строгого приговора. И в этом случае Титов готов был лично ратовать за виселицу.
Глава 9. Штрихи к портрету
Аэлита на поручика была сердита, но немного и не всерьёз. Он действительно сумел подобрать верные, нужные слова, чтобы девушка как можно серьёзней отнеслась к поставленной задаче, однако не расстраиваться из-за того, что самая главная часть расследования проходит мимо, она не могла в любом случае. В основном вещевичка сетовала на мировую несправедливость и мечтала изобрести такую машину, которая могла бы выполнять все самые сложные вычисления без постоянного внимания человека. Вот как арифмометр, только больше и сложнее. Чтобы вносишь данные примера, а она тебе — оп! — и ответ. И никаких таблиц и пачек листов писчей бумаги…
Впрочем, мечты эти и досада Брамс не сказывались на деле, работа кипела и бурлила, обрастая новыми деталями и исполнителями. Проблемой неожиданно заинтересовался руководитель кафедры: он предположил, что подобная постановка задачи, то есть восстановление умбры по её стёртому следу, может приблизить к пониманию природы вещей. Так что предприимчивый профессор быстро организовал для Аэлиты помощников — вещевика-теоретика и шустрого магистра-математика, с обоими девушка была неплохо знакома и имела уже удовольствие работать.
Дело спорилось, посторонние мысли удалось вытравить размышлениями полезными, и Брамс в конечном итоге так увлеклась, что попросту не заметила вошедшего в лабораторию поручика.
А тот замер на пороге в неуверенности, не решаясь нарушить ход работы: Аэлита сейчас была настолько на своём месте, что отвлекать её казалось кощунственным. Когда она читала студентам лекцию, она тоже выглядела уверенной и собранной, но сейчас девушка явственно горела энтузиазмом. И Титов всерьёз засомневался в собственном недавнем решении более плотно привлечь Брамс к расследованию. Может, ей и вправду не стоит распыляться?
Вещевик, невыразительной наружности мужчина средних лет, вдумчиво расчерчивал какую-то схему на большом листе бумаги, а магистр увлечённо спорил с Аэлитой, его светлая и её рыжая макушки склонились над бумагами, которые исследователи азартно отнимали друг у друга. Математик был молод и — неожиданно — совсем не походил на книжного червя: крепкого сложения, с хорошей осанкой.
И без того дурное, настроение Титова почему-то испортилось ещё больше. Он уже махнул рукой и собрался молча развернуться и уйти, но Аэлита вдруг словно почувствовала взгляд и подняла глаза от бумаг. А при виде поручика столь светло и искренне ему улыбнулась, что мужчина не сумел не ответить тем же. И на душе столь же неожиданно полегчало.