Уголек
Шрифт:
Всё оказалось еще хуже, чем он предполагал, поскольку если когда-то и существовала тропа для паломников, ведущая на вершину горы, время, ветер и дожди стерли ее с лица земли, и канарцу пришлось прилагать все умения пастуха и силу Геркулеса, чтобы метр за метром спустить африканку вниз, к бурному ручейку, вьющемуся в ущелье.
В какой-то момент он поднял голову и заметил наверху, в точности там, где они провели ночь, маленький отряд вооруженных туземцев. Несмотря на расстояние, Сьенфуэгос пришел к выводу, что люди эти примитивные и дикие, с резкими жестами и огрубевшей кожей. Некоторое время дикари наблюдали за паломниками, и Сьенфуэгос был уверен: они дожидаются приятного зрелища, когда чужаки свалятся в пропасть.
Несомненно, это были те самые свирепые мотилоны, предпочитающие скрываться, пока паломники пересекали их территорию, но теперь они уже не считали нужным таиться, явив всю свою власть.
Чтобы покончить с чужаками, им достаточно было бы выпустить несколько стрел или просто скатить камень, но туземцы лишь неподвижно стояли, словно те самые деревья, на которые они вскарабкались, чтобы насладиться видом разбившихся о скалы путешественников.
Сьенфуэгос не стал рассказывать об увиденном Угольку, поскольку она наверняка бы разнервничалась и потеряла бы равновесие, и лишь глубоко вздохнул от облегчения, когда наконец скальный выступ укрыл их от взгляда индейцев.
В полдень они добрались до берегов мутного ручья и с удивлением обнаружили, что на его глинистых берегах, почти у самой кромки воды, гнездятся миллионы мелких и довольно уродливых птиц.
Несмотря на громкие крики разъяренных пичуг, путешественники бросились к гнездам и стали лакомиться крохотными яйцами, похожими на перепелиные, хотя от некоторых несло рыбой.
На следующий день, идя вдоль ручья в поисках места, откуда можно начать подъем, они наткнулись на обширную заводь, где собиралась вода, прежде чем упасть вниз пенным хвостом. Там оказалось столько рыбы, что достаточно было протянуть руку и схватить одну из них.
Наверняка именно по этой причине рядом сидело множество остроклювых птиц, нашедших здесь бездонную кладовую для заполнения желудков, да еще так близко от дома, что и крыльями не приходилось махать, чтобы прокормить выводок птенцов.
Канарец решил последовать примеру птиц и набраться в этом чудесном месте сил. Наверняка такого же мнения придерживались и другие паломники, поскольку то тут, то там на берегу виднелись старые кострища и даже развалины хижины.
— Мы могли бы подождать здесь рождения ребенка, — отважился предложить Сьенфуэгос после долгого купания в заводи. — Здесь есть рыба, яйца, мясо, а скоро поспеют лесные фрукты. Что нам еще нужно?
Уголек лишь подняла взгляд на вершину скалы, вырисовывающуюся на фоне угрожающе свинцового неба и сказала:
— Первым делом нужно подняться и попросить Большого Белого, чтобы он что-нибудь сделал для моего ребенка.
— И ты веришь, что самая обычная гора будет тебя слушать? — простонал Сьенфуэгос. — Брось! Все это сказки! Тебе никогда не приходило в голову, что все это — выдумки деревенских девиц, которым было нужно лишь одно: выжить тебя из деревни?
— Я думала об этом, — неохотно ответила она. — С прошлой ночи я только об этом и думаю, но не могу поверить, что Якаре это устраивало.
— Якаре ничего не знал о твоем походе.
— Это точно, — согласилась она. — Якаре ничего не знал о моем походе, — какое-то время Уголек играла с жучком, снующим туда-сюда по ее руке, после чего добавила: — Хотя я совсем не уверена, что он попытался бы меня остановить, — она покачала головой, словно пытаясь убедить в чем-то саму себя. — Я, конечно, хочу уверить себя в обратном, но в последнее время меня не покидает ощущение, что сначала он любил меня за то, что я не похожа на других женщин, а потом разлюбил за то же самое. Как же трудно быть единственной черной среди белых, — закончила она с отчаянием в голосе. — Очень, очень трудно!
— Думаю, проблема не столько в цвете твоей кожи, сколько в том, что вы по-разному смотрите на жизнь, — заметил канарец. — Вот у индейцев и испанцев цвет кожи примерно одинаковый, но они постоянно враждуют, — с этими словами он яростно сплюнул в воду. — Вот чего я не понимаю. Клянусь Богом, я этого не понимаю! Для меня все люди равны.
И действительно, именно это отличало Сьенфуэгоса от большинства людей; в его душе и разуме никогда не приживались семена расизма. Возможно, всё дело в том, что он сам был сыном арагонца и гуанче, иными словами, метисом, родившимся в ту эпоху, когда это слово еще не имело столь уничижительного значения, а возможно потому, что его собственный сын был первым, кто спустя годы в полной мере испытал на себе, насколько жестоко может звучать это слово.
Любой другой человек, менее открытый к различным точкам зрения, едва ли смог с такой легкостью приспособиться к столь неблагоприятным обстоятельствам, в которых ему довелось выживать. Никто не смог бы подружиться со столькими разными людьми, как он в течение своих долгих странствий.
Его безусловная способность выживать основывалась на том, что он всегда как губка впитывал любые знания, откуда бы они не пришли, он умел видеть, слышать и принимать, его мозг, одновременно примитивный и сообразительный, схватывал всё с первого мгновения.
В крепком мужском теле жили одновременно и ребенок, и старец, а в разуме сохранялось хрупкое равновесие между природной простотой и изощренной хитростью.
Именно благодаря этому он еще был жив, несмотря на все выкрутасы судьбы, до сих пор сохранял удивительное чувство юмора и без устали желал и верил, что в один прекрасный день он окажется в чудесном городе Севилья, где его по-прежнему ждет та женщина, которую он не видел уже шесть лет.
11
Сьенфуэгос смог задержать нетерпеливую негритянку лишь на неделю, после чего она начала угрожать, что пойдет в гору одна, если он не хочет к ней присоединиться.
— Давай поднимемся, — умоляла она. — Попросим у Большого Белого, чтобы сын не унаследовал мой цвет кожи, а потом, если хочешь, вернемся сюда и подождем его рождения. Это место подойдет не хуже других.
Семь раз она едва не срывалась в пропасть, и канарец едва успевал ее подхватить. Подъем на скалу занял у них два дня; эти дни показались поистине бесконечными, а когда они наконец достигли вершины, то чувствовали себя вконец измученными. Однако будущая мать ради ребенка готова была вынести и больше.