Ухищрения и вожделения
Шрифт:
Рикардс повернулся и посмотрел Дэлглишу прямо в лицо:
— Возможно. Только это не Свистун. Свистун мертв. Покончил с собой в истхейвенской гостинице около шести вечера. Я пытался дозвониться вам, чтобы сообщить об этом.
Он опустился на корточки рядом с телом, коснулся лица убитой, потом приподнял ее голову и снова отпустил.
— Окоченения еще нет. Даже не началось. Всего несколько часов назад, судя по виду. Свистун умер — грехов на его совести было предостаточно. Но это… Это, мистер Дэлглиш, — и он резко ткнул пальцем в сторону мертвого тела, — это, скажу я вам, совсем, совсем другое.
Глава 4
Рикардс
— Ладно, мистер Дэлглиш. Пойдемте-ка посмотрим, что там за преступное нанесение ущерба.
Минуты через две Адам вслед за Рикардсом подошел по тропке ко входу в коттедж. Рикардс отпер дверь, и они вошли в коридор, ведущий к лестнице, с дверями по обеим его сторонам. Рикардс открыл дверь слева и ступил в гостиную; Дэлглиш шел за ним. Гостиная — большая комната — тянулась во всю длину дома; по обеим сторонам были окна, в стене напротив двери — камин. Портрет лежал среди осколков стекла примерно в метре от окна. Рикардс и Дэлглиш стояли у самой двери, разглядывая место происшествия.
— Картину написал Райан Блэйни, — сказал Дэлглиш. — Тот, что живет в Скаддерс-коттедже, на мысу, подальше к югу. Я ее увидел в первый раз в тот же день, как приехал.
Рикардс заметил:
— Странный способ доставки. Она ему позировала, не знаете?
— Не думаю. Он писал портрет для собственного удовольствия, не для того, чтобы ей угодить.
Адам хотел было добавить, что Блэйни, с его точки зрения, меньше всего похож на человека, способного уничтожить собственную работу. Но подумал, что на самом-то деле картина вовсе не уничтожена. Два надреза в форме буквы «L» не так уж трудно будет заделать. И надрезы эти были столь же точно и аккуратно сделаны, как и знак, вырезанный на лбу Хилари Робартс. Картину повредили вовсе не в приступе гнева.
Но Рикардс как будто утратил к картине всякий интерес.
— Так, — сказал он, — значит, тут она и жила. Наверное, ей нравилось быть в одиночестве. Конечно, если она жила тут одна.
Дэлглиш ответил:
— Насколько мне известно, она жила одна.
До чего же унылая комната, думал он. И дело не в том, что она неудобная. Здесь есть все необходимое для комфорта, только мебель выглядит так, будто все вещи появились из разных домов, а не выбирались самой хозяйкой. Подле камина, куда была подведена газовая горелка, стояли два кресла, обтянутые коричневой искусственной кожей. В центре комнаты — овальный обеденный стол, у стола — четыре не подходящих друг к другу стула. По обе стороны фасадного окна — стеллажи с книгами: подборка справочников, какие-то случайные романы. Две нижние полки были уставлены коробками с картотекой. И только на длинной стене напротив двери можно было увидеть что-то такое, что говорило о попытках создать хоть малое подобие уюта. Хилари, очевидно, любила акварели: вся стена была увешана ими, как в картинной галерее. Среди них были одна-две, которые, как ему показалось, он узнал, и ему захотелось подойти и рассмотреть их получше. Но, вполне возможно, кто-то уже побывал в этой комнате, и важно было ничего не трогать.
Рикардс закрыл дверь и открыл другую, напротив,
Посередине стоял небольшой с виниловым покрытием стол, у стола, аккуратно задвинутые, четыре одинаковых стула. На столе — открытая бутылка вина, рядом с ней — пробка и металлический штопор.
На сушилке — два простых бокала, вымытые и поставленные вверх дном.
Рикардс сказал:
— Два бокала, оба вымыты ею или ее убийцей. Отпечатков на них не найти. И открытая бутылка. Кто-то с ней тут пил сегодня вечером.
— Если и пил, то весьма умеренно. Или это она пила совсем мало.
Рукой в перчатке Рикардс поднял бутылку за горлышко и осторожно повернул.
— Налили не больше одного стакана. Может, планировали допить после ее купания. — Он взглянул на Дэлглиша и спросил: — А вы не заходили сюда раньше, мистер Дэлглиш? Я должен задавать этот вопрос всем, кто ее знал.
— Разумеется. Нет, я раньше сюда не заходил. Я пил сегодня кларет, но не с ней.
— Жаль, что не с ней. Она была бы сейчас жива.
— Не обязательно. Я мог уйти, когда она пошла переодеться для плавания. И если кто-то был с ней сегодня вечером, он вполне мог именно так и поступить. — Дэлглиш помолчал, раздумывая, говорить или не стоит, потом сказал: — У бокала слева слегка выщерблен край.
— Хотел бы я иметь ваше зрение. Впрочем, вряд ли это так уж важно.
— Некоторые терпеть не могут пить из битых стаканов. Я сам терпеть этого не могу.
— В таком случае почему она не разбила его, почему не выбросила? Какой смысл хранить бокал, если не собираешься из него пить? Когда передо мной две альтернативы, я начинаю с наиболее правдоподобной. Два бокала — значит, пили двое. Такое объяснение отвечает здравому смыслу.
Еще бы, подумал Дэлглиш. На этом и строится большая часть полицейской работы. Только когда очевидное оказывается несостоятельным, берутся расследовать менее правдоподобное. Но этот первый шаг может оказаться фатально легким шагом в лабиринт неверных концепций. Почему, интересно, инстинкт подсказывает ему, что она пила одна? Может, потому, что бутылка была в кухне, а не в гостиной? Вино — Chateau Talbot, 1979 года, вряд ли предназначено для того, чтобы выпить походя. Почему бы не отнести бутылку в гостиную и, удобно там расположившись, не отдать вину должное? С другой стороны, если она была одна и хотела лишь наскоро выпить глоток перед купанием, она вряд ли стала бы утруждаться. А если в кухне пили двое, Хилари слишком педантично задвинула стулья у стола. Но пожалуй, наиболее убедительным ему показалось количество выпитого вина. Зачем открывать новую бутылку, если собираешься налить по полбокала вина? Это, разумеется, не означало, что она не ждала кого-то потом, чтобы выпить остальное вместе.
Рикардс, казалось, испытывал необыкновенный интерес к бутылке и ярлыку на ней. Вдруг он спросил довольно резко:
— Вы когда вышли из дому, мистер Дэлглиш?
— В девять пятнадцать. Я посмотрел на дорожный будильник на каминной полке и сверил с ним свои часы.
— Никого не встретили по дороге?
— Никого. И никаких следов, кроме ее и моих.
— И что же вы делали на мысу в такое время?
— Прогуливался, размышлял. — Он чуть не добавил: шлепал босиком по воде, как мальчишка, но вовремя остановился.