Ухожу на задание…
Шрифт:
— Нет, пойду.
И все. Он словно провалился в глубокую черную пропасть.
Между тем Маша Цуканова где перебежками, где ползком приблизилась к неглубокому окопчику, в котором лежал Бахно. Сержант не дождался ее — он был уже мертв. Маша знала, что с такими ранами долго он не продержится, поэтому и решила сначала вынести Плоткина. И все же не вернуться сюда она не могла. Как жить потом с мыслью, что побоялась, не пошла спасать человека?
А лейтенант был прав — японцы снова полезли на сопку. Маша схватила автомат Бахно, нажала спусковой крючок. И в ту же секунду яркая
Топот, крики. Кто-то полоснул лучом фонаря по лицу. Потом ее подхватили за руки и за ноги, понесли. Слышались возбужденные голоса, чужая, непонятная речь. Маша не чувствовала боли от ран. Она напряглась, сжалась внутренне, ожидая чего-то ужасного.
На одну секунду в ней проснулась надежда, когда она услышала русские слова. Открыла глаза: над ней склонился японец со странным птичьим носом, маленькой щелкой рта. Мягко и вкрадчиво говорил о том, что, если она ответит на его вопросы, все будет хорошо. Ее вылечат, она будет жить. А если нет… В руке японца появился широкий ножевой штык, он поднес его к самым глазам девушки.
Маша поняла, что этот японец — зверь, он способен на все. И она решила не отвечать ему. Ни на один вопрос. Потому что каждый ее ответ — это удар по тем товарищам, которые остались на сопке, по раненым, лежавшим в пещерах, по всему десанту.
Допрашивали ее трое. Штабной офицер, врач и капитан, помощник Минодзумы, считавший, что добиться показаний у девчонки не стоит больших трудов. Японцев интересовали три вопроса: есть ли у десанта резерв? где он находится? когда прибудет в Сейсин следующий караван судов? Самураи торопились. Они понимали, что в их распоряжении только одна ночь. До рассвета надо нанести по русским сокрушительный удар, сбросить в море, захватить порт. Но на каком участке лучше атаковать? В какое время? Девушка молчала. Она вздрагивала от уларов, но даже не стонала, стиснув зубы. Японский капитан разомкнул зубы штыком. Изо рта пошла кровь.
— Ты будешь жить! — сказал он. — Даю тебе клятву: ты будешь жить, если ответишь! Или ты сойдешь с ума от боли и скажешь мне все в бреду. Выбирай!
Маше молчала.
Капитан резанул штыком по груди, сунул острие штыка в рваную осколочную рану, повернул лезвие. Девушка вскрикнула и потеряла сознание.
— Так нельзя, — предупредил врач. — Так мы ничего не добьемся.
— Добьемся! Делайте свое дело!
Врач поднес флакон нашатырного спирта. Девушка вздохнула, шевельнулась со стоном. Дрогнули ресницы.
— Ты слышишь меня? — сказал японский капитан. —
Ты ответишь на мои вопросы и будешь жить. Ты слышишь? Где резерв? Возле перевязочного пункта? Возле наших казарм? В порту? Где резерв?
Маша молчала, Самурай ударил ее штыком в глаз.
Нет, больше рассказывать об этом я не могу!
Ночная атака
Когда я вернулся с перевязочного пункта, Гребенщиков подремывал на дне окопчика. Я устроился рядом. Подстелили мой бушлат, накрылись его бушлатом и затихли. Ночь была теплая и звездная. Такие яркие звезды я видел
Проснулся я часа в три от какой-то смутной тревоги. Зашевелился и Федор. По времени должно уже было светать, но над землей висел сырой туман, такой плотный, что в десяти метрах трудно различить человека. Одежда на нас стала влажной.
Наверху, у самого гребня, метнулась сутулая тень. Я не узнал, кто это. Не узнал и приглушенного голоса:
— Подпускайте ближе! Стрелять по команде!
Захватив гранаты и автомат, взятый у погибшего бойца,
я перебрался в окоп нашего прикрытия. Лег рядом с Сашей Кузнецовым. Никак не мог унять дрожь. Лежал и клацал зубами. Кузнецова тоже трясло как в лихорадке.
— Ты чего? — спросил он шепотом. — Боишься, что ли?
— Замерз. И ты тоже…
— Ага, сыро.
Мне стало смешно. Сидят двое и трясутся неизвестно отчего. Засмеялся и Саша. Старшина Михайлов цыкнул на нас:
— Тихо, японцы рядом!
Я всматривался в темноту, но ничего не мог разглядеть, кроме смутных очертаний кустарника. От напряжения стало даже казаться, что кустарник шевелится. Нагнулся, чтобы вставить запалы в гранаты. И вдруг справа оглушительно забарабанил пулемет. После глубокой тишины звук показался таким громким, что заныли уши.
Еще секунда — и все потонуло в грохоте выстрелов. Тысячи пуль понеслись вниз. Мы били в темноту, наугад. Но вот взметнулось несколько ракет, и мы увидели густую цепь японцев, залегшую в сотне метров от нас. Там поднялся крик, оттуда ударили залпами. Мы бросали гранаты, но не многие из них долетали до цели.
Японцы, поняв, что неожиданная атака не удалась, начали медленно отползать, прикрываясь пулеметами. Потом ударили их гранатометы. Вражеский огонь был очень плотным, и мы укрылись в окопах, не рискуя подняться.
Ожесточенная стрельба слышалась и на других участках. Даже в порту, где днем были паши. В темноте ничего не разобрать. Ясно было одно: японцы делают последнюю попытку сбросить десант в море, пока он еще не слишком велик. Или сейчас, или никогда!
Много самураев пробралось к нам в тыл. Теперь они стреляли с кладбища на холме, с чердаков и вообще не поймешь откуда. У нас появились потери. Мы еще плотнее прижались к земле. А с фронта накатилась новая волна атакующих. Волей-неволей пришлось подняться.
Японцы совсем рядом. Лезут на сопку с криком «Банзай!». Впереди офицеры. Они карабкаются, опираясь на сабли. За ними ряды белых ног. Почему-то солдаты атаковавшей нас части носили белые обмотки.
Матросы торопливо сбрасывали фланельки, оставаясь в одних тельняшках. Надевали бескозырки.
Капитан-лейтенант крикнул:
— Радистам находиться у рации!
Еще секунда, и рядом с Собачкиным поднялся другой офицер.
— Вперед, ребята!
Он крикнул именно так. За ним хлынули вниз все, кто был на сопке. Я видел, как шел в контратаку Михайлов. Шел медленно, осторожно ставя ноги, чтобы удержаться на склоне, и через головы своих на ходу бил из пулемета по японцам.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
