Уик-энд Остермана
Шрифт:
– Я не шучу. Нам пора поговорить.
– О чем?
Остерман поднялся и закурил. Немного помедлив, он спросил:
– Что ты больше всего хочешь? Что ты хочешь для себя и для своей семьи?
Таннер не поверил своим ушам: Остерман начал разговор самыми банальными, избитыми фразами. Однако Джон ответил так, будто воспринял вопрос всерьез:
– Покоя, наверное… покоя, надежной крыши над головой, обычных человеческих благ… Такой ответ ты ожидал услышать?
– Я не о том. Все это у тебя есть, сейчас по крайней
– Тогда я тебя не понимаю…
– Тебе никогда не приходило в голову, что ты уже давно лишен возможности выбирать? Что ты не живешь, а лишь выполняешь определенные функции?
– По-моему, это естественно. Я с этим не спорю.
– Ты и не сможешь спорить. Система не позволит тебе… Ты умеешь что-то делать, ты этому научился и обречен заниматься этим до конца своих дней. И спорить тут бесполезно.
– Из меня не получился бы физик-ядерщик, а ты не годишься в нейрохирурги, – пожал плечами Таннер.
– Конечно, все относительно. Но то, что я говорю, не просто фантазии. Всеми нами управляют силы, которые мы сами не способны контролировать. Мы достигли того возраста, когда человек становится профессионалом, но в этом есть и дурное предзнаменование. Мы живем и работаем внутри заданного нам круга; нам не дано переступить черту, даже оглянуться… А ты, боюсь, связан еще больше, чем я. У меня, по крайней мере, есть возможность выбрать, на какую тему писать очередную «мыльную оперу», но все-таки всего лишь «мыльную оперу» и ничего больше… Мы задыхаемся.
– Я – нет. Мне не на что пожаловаться. Меня в моем положении все устраивает.
– Но у тебя же нет крепких тылов! У тебя ничего нет! И не пытайся возражать мне. Ты даже еще не расплатился за это… – Остерман сделал выразительный жест рукой, указывая на бассейн, дом и двор Таннера.
– Возможно, если речь идет о деньгах, ты прав. Но, по-моему, все мы в таком положении…
Остерман придвинул к себе стул и опустился на него. Внимательно глядя в глаза Таннеру, он мягко заговорил:
– Выход есть. Я с радостью помогу тебе. – Он помолчал немного, словно подыскивая нужные слова, затем снова заговорил: – Джонни… – Остерман отшвырнул сигарету и опять надолго замолчал. Таннер испугался, что Берни так и не решится начать.
– Я слушаю. Продолжай.
– Прежде мне нужны определенные… гарантии. Это очень важно. – Остерман теперь говорил торопливо, словно боялся не успеть.
И вдруг в одном из окон вспыхнул свет. Они оба резко повернули головы. Это была спальня маленькой Дженет.
– Что это? – с тревогой спросил Берни.
– Дженет. Это ее комната. Нам наконец удалось добиться, чтобы она включала свет, когда идет в ванную. Иначе она сбивает все стоящие на пути предметы, а мы все еще полчаса не можем за… – Он не договорил. Воздух прорезал леденящий душу крик. Кричал ребенок.
Таннер вскочил на ноги и рванулся к дому. Крик не стихал. В трех
Джон изо всех сил ударил в дверь плечом, забыв о дверной ручке. Дверь распахнулась, и четверо взрослых вбежали в комнату.
Девочка стояла босиком в центре комнаты и истошно кричала.
Ее любимый щенок лежал в большой луже крови. Голова была отделена от туловища.
Джон Таннер схватил на руки дочь и выскочил с ней в коридор. Сознанием завладело ужасное зрелище обезглавленного трупа в роще и щенка с отрезанной головой в комнате дочери.
«Обезглавленное тело значит террор» – так говорил один из агентов Фоссета в мотеле Ховарда Джонсона.
Он должен взять себя в руки. Должен.
Таннер не помнил, как отдал дочь Элис. И только теперь он увидел, что Элис качает дочь на руках, тихо шепча ей какие-то слова на ухо, а в нескольких футах от него плачет Реймонд, уткнувшись в грудь Берни Остермана. И вдруг он отчетливо услышал слова Лейлы:
– Я возьму Дженет, Эли. Иди к Джонни.
Таннер злобно крикнул:
– Если ты до нее дотронешься, я убью тебя! Ты слышишь: убью!
– Джон! – в ужасе воскликнула Элис. – Что ты несешь!
– Она же была рядом! Всего в нескольких шагах! Ты что, не понимаешь? Она была совсем рядом!
Остерман бросился на Таннера и, отбросив его к стене, сильно ударил по щеке.
– Эту собаку убили несколько часов тому назад! Опомнись!
– Несколько часов назад? Не может быть! Это произошло только что. Загорелся свет, и щенку отрубили голову. А Лейла была рядом. Всего в нескольких шагах.
Берни ладонями сжал ему виски.
– Мне пришлось ударить тебя. Прости. У тебя начиналась истерика. Успокойся. Возьми себя в руки. Это ужасно… просто ужасно, я знаю. У меня тоже есть дочь.
Таннер попытался сосредоточиться. Он обвел глазами холл. Все смотрели на него, даже Реймонд, который все еще всхлипывал, прислонившись к косяку своей двери.
Джон высвободился из рук Остермана.
– В доме кто-нибудь есть? – Таннер не смог сдержаться, его тревожил вопрос: «Где были люди Фоссета? Где они были?»
– О ком ты, дорогой? – Элис обняла его за плечи, словно боясь, что он упадет.
– Значит, никого, – еле слышно проговорил он.
– Мы здесь. И сейчас позвоним в полицию. Прямо сейчас! – Берни положил руку Таннера на перила лестницы и потянул его вниз.
«Что задумал Берни? Он же из „Омеги“. И жена его из „Омеги“. Зачем же им нужно звонить в полицию?» – лихорадочно соображал Таннер.
– В полицию? Ты хочешь вызвать полицию?
– Разумеется. Если кто-то пошутил, то более отвратительной шутки я в жизни не видел. Я хочу, чтобы приехала полиция. А ты против?