Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

— Джимми, здесь Пиватски... Старина, мне нужны десять тысяч штук «Ли Хэ Пин»... Да, да, это я говорю... Какие сомнения...

Он протянул трубку через стол Нугану, чтобы тот послу­шал ответ. На побелевшем лице лиловый жировик стал еще заметнее.

— Спасибо, Джимми, — сказал Джефри в вытянутую из пальцев Нугана трубку и повесил ее.

— Спасибо, сэр, — сказал официант, унося телефон с под­сунутой под него десяткой.

— Теперь ты поверил мне? — спросил Джефри. — Вот что с тобой случилось на самом деле, Нуган...

— На самом деле случилось совсем, совсем другое...

— Что же именно тогда? — спросил Джефри, почувство­вав вдруг усталость и скуку от никчемного теперь разговора.

— А вот... Совсем

не то, что ты пытаешься мне втолковать, Джеф... «Нуган Ханг бэнк» не банкрот. И Сеть не потерпела финансовый крах. Их просто захватил новый хозяин. Бруно Лябасти... Он использовал своего Клео и его биржевых бро­керов, а затем свою близость ко мне, чтобы в нужный момент подать дружеский и вполне заинтересованный совет... Он захватил капиталы «Нуган Ханг бэнк», но само предприятие не утопит, встанет на его капитанский мостик сам...

Разваливающийся физически, стареющий на глазах от пережитого потрясения разведчик продолжал смотреть на вещи шире, чем Джефри. И на минуту пришла горечь за Нугана: столько вложено сил и личных средств, столько проб и отступлений, новых проб и побед, чтобы Сеть стала Сетью и «Нуган Ханг бэнк» банком — и вот... Ясно, что Бруно Ляба­сти потребует созыва общего собрания акционеров «Нуган Ханг бэнк», объявит о крахе и потере всего, обвинит Нугана в превышении власти и злоупотреблении секретностью, по­том сообщит потрясенным компаньонам о спасении им на­личности и будет выбран президентом «Нуган Ханг бэнк». Сеть станет его. И она окончательно перестанет быть тем, для чего создавалась как подвижническая организация борьбы против коммунистов и выродится в финансовую банду по страхованию грязного бизнеса в этом самом жарком и пута­ном захолустье мира.

— Мы деградировали в подобие пиратов Южных морей, Джефри, — сказал Нуган. — Стоило нам уйти с правительст­венной службы... Это как расплата. Главари назначают отны­не себя сами, сокрушив стареющего вожака в бесчестном поединке... на бумажках... Только и всего!

— Мне бы нужно идти, — сказал Джефри.

За промытым до прозрачной недействительности окном аэродромного ресторана загорелись оранжевые фонари на стальных мачтах-пальмах. Электронное табло световой чув­ствительности врубило освещение, уловив недоступное еще глазу наступление сумерек. Как и всегда в предчувствии ве­чера, накатила неясная грусть, которая вытеснила тревоги, вызванные сначала звонком к Клео, а потом встречей с Нуганом. Да и какие тревоги? Что с их забот для него, Джефри?

— Посиди еще немного, — попросил Нуган. В тоне не чувствовалось самоунижения.

Он помахал официанту, у которого попросил бутылку «Олд Парр».

Приземистый индус неторопливо лил виски на куски льда в стакане Ханга.

Нуган сделал ему знак не отходить. Одним глотком вы­пил и попросил налить снова.

— Наложение дисциплинарного взыскания на виновно­го, находящегося в нетрезвом состоянии, а также получение от него объяснений откладывается до его отрезвления, — сказал Нуган.

Рука индуса дрогнула, и он невольно перелил.

— После чего принимается решение об его ответственно­сти, — докончил Джефри параграф из военного устава. — Мне, наверное, действительно пора...

Ничего не скажешь, Нуган Ханг умел встречать гибель.

— А дальше?

Он сделал знак официанту наливать третий.

— Не помню теперь, — сказал Джефри.

— Об изъятии оружия, боеприпасов, документов, вещей и ценностей составляется протокол, который подписывается помощником военного коменданта и лицами, доставивши­ми на пост военной полиции нетрезвого военнослужащего. При этом последним протокол подписывается после отрез­вления...

Он защемил пальцами жировик на скуле, словно пробуя, насколько тот увеличился.

Свой стакан Джефри не трогал, не хотел приезжать к Ольге с запахом виски. Мысли крутились о возможных по­следствиях смерти Иенсена — не Бруно ли его и убил? — и вероятном уходе Ханга из жизни тоже. Все расценят обе кончины как самоубийство, ибо такой исход устроит всех. Роберт Иенсен канет в небытие, как канули в него две войны в Индокитае — французская и американская, а вместе с ни­ми и их «герои». Буря давным-давно пронеслась. Остается лишь пена, грязная и густая. И опасная... Убийство Иенсена или его гибель — не важно, переход «Нуган Ханг бэнк» под контроль Дябасти, смыкающегося с Клео Сурапато, означа­ют окончательное прощание Сети со старыми политически­ми связями и идеями и уж вне сомнения — с политическими кругами. Будут крепнуть отношения с подпольем. А по этой части у Бруно и Клео — опыт. Лябасти первые свои деньги взял на спекуляции индокитайскими пиастрами и француз­скими франками в канун ухода его соотечественников из Вьетнама, Камбоджи и Лаоса. Спустя тридцать лет повторе­ние удачи только теперь на оставленном американцами на­возе?

— Я вижу свою главную ошибку...

— Что ты сказал? — переспросил Джефри.

Нуган сглотнул, дернув кадыком. Возможно, у него боле­ло горло. Нервная лихорадка в тропиках начинается так...

— Я сказал, что моя вина в том, что новые времена слиш­ком быстро наступили. Я сознательно тянул с реорганиза­цией Сети, наслаждался тем, как она отлаженно работала... словно война не кончилась. Я знаю, что ты думаешь. Что я сделался тираном и потому угробил дело. А ведь я не стре­мился к абсолютной власти. Я был счастлив, понимаешь, Джеф? Рядом были старина Роб, старина Джеф... Все, как во время войны... И как у римлян давным-давно. Тиран, создав­ший дело и верный ему, должен быть прикончен ужасным образом. Вот что происходит теперь, Джеф!

— Я тебе выскажу сокровенную догадку, Нуган... Бруно совершил переворот. Он разумный, терпеливый и ловкий интриган. Его режим будет еще более тираническим, чем твое руководство, но фасад-то, фасад!

— Какой еще фасад?

— Фасад-то будет иным... Все будут восхвалять его как умника и новатора за то же, за что тебя поносили как грубого давилу... Вот так вот это случается, Нуган, дружище Нуган...

Джефри все-таки отхлебнул из стакана.

Этот Лябасти! Какие-то собственные таинственные пере­сылки значительных сумм через Триест в Швейцарию. Это — раз. Наглая самоуверенность в отношении угроз все­могущей мафии «Бамбуковых братьев» — два. Олимпийская невозмутимость перед неясной по масштабам опасности со­стоянием Клео Сурапато, близкого компаньона, да и личного друга — три. Скрытая с необыкновенной ловкостью от Клео и Джефри, от всезнающего Нугана и остальных влиятельных товарищей по Сети операция по захвату «Нуган Ханг бэнк» — это четыре. Смерть Роба Иенсена, то есть отсечение Сети от контроля любой правительственной администра­цией — американской, британской, австралийской или ка­кой там еще из тех, которым продолжал служить Иенсен. Это — пять...

Таковы подвиги.

При этом как хладнокровно использован навык финан­совых наскоков Клео Сурапато и как точно рассчитана реак­ция его инстинкта на возможность достать деньги «Нуган Ханг бэнк»! А тщеславие и мнимое превосходство над замор­скими чертями, столь присущее Клео, Бруно держал на хо­рошем пару, подвернув вовремя золоченый кулак «боксе­ров»... Просто и точно, а потому — успешно.

— Я тебе советую, Нуган, — сказал Джефри, — поехать допивать бутылку в отель из недорогих, скажем «Слоани корт» на Болморэл-роуд... Потому что в дорогих тебя при­мутся искать в первую очередь... Но скорее всего искать тебя некому. Возможно, приспичит потребовать отчета его фран­цузскому превосходительству Лябасти... Мой генерал! Так точно и слушаюсь! Чтобы полегче отвечать в этой манере, постарайся напиться. Понадобится продолжительное время, учитывая твою закалку, и еще более продолжительное на протрезвление... Двое суток есть. Вперед!