Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

— С вином решено, Ден.

Между копченой рыбой, с которой шкурка сходила сама, и бараниной, над которой стоял синеватый нимб прогорав­шего коньяка, по заказу Рутера квартет сыграл «Подмосков­ные вечера». Когда филиппинец сунул было рябому гитари­сту кредитку, музыкант покачал головой.

— Мы ведь оба филиппинцы, Рутер, и давно знаем друг друга, — сказал он. — Вот если у джентльмена из Москвы найдется русская монетка...

У Бэзила имелась. Несколько металлических рублей и полтинников он держал в кармане всегда.

Он протянул мо­нету музыканту.

— И для нас найдется? — спросила Барбара.

Бэзил высыпал кругляки на скатерть.

— Мой гонорар, — сказал Рутер, отобрав рубль и полтин­ник. — By, друзья, мне пора... Задача третьего лишнего вы­полнена, приличия соблюдены... До встречи, Бэзил! До за­втра, Барбара!

Он подмигнул с широкой, почти детской улыбкой, не вязавшейся с грубоватым лицом.

— Сейчас будет звонить из вестибюля в Манилу жене, — сказала Барбара. И добавила почти без паузы: — Скажи, Бэ­зил, ты — агент КГБ? Я... я в том смысле, что работа есть работа и не важно, какая она. Мы же «профи». Высшая мо­ральная заповедь, я считаю, безупречная, красиво и технич­но выполненная работа... Тебе трудно говорить со мной как с другом?

— Нет, Барбара, я не агент КГБ...

— Как же объяснить метаморфозу? Во Вьентьяне в шес­тидесятых ты работал метеорологом? В русской бригаде, помогавшей лаоссцам по линии всемирной метеорологиче­ской организации, так ведь? Потом объявился в тех же краях как журналист... Еще... свободен и независим в контактах... Обычно русские скованны... У тебя, значит, есть полномо­чия.

Выходило, она пропахала информацию о нем. Пятнад­цать лет работы в этих краях — пятнадцать лет, и накопилось достаточно всякого для закладки его досье в банк компью­терных данных. Допустим, принадлежащий ее «Стрейтс тайме».

— И все же я не агент не важно чего и кого, — сказал Бэзил. — В шестидесятых был молод, хотелось путешество­вать и писать. Но кто бы нанял, какая газета рискнула бы? Я был безвестен. Работа с метеорологами переводчиком дала возможность написать потом книгу. Другой разговор, чего стоило ее издать. Потом меня наняли... Газета. Вот и все. А мои полномочия — вера в добро и людей, даже таких изве­рившихся, как ты, Барбара.

— Даже ваших главных партнеров — американцев?

— Ты, что же, американка?

— Одно время всерьез подумывала переехать...

Глаза у нее вдруг сделались влажными.

Очень осторожно Бэзил спросил:

— Тебя обижают здесь?

— Ты, верно, хочешь, чтобы я пригласила тебя к себе?

Опять тревожно и щемяще отозвалось это в нем.

В такси молчали.

Когда шины защелкали по брусчатке Изумрудного Хол­ма, она сказала:

— Так хорошо, когда двое молчат...

— Спасибо, Барбара, за этот вечер.

— Как звучит по-русски?

Бэзил сказал. Она не повторила.

Ее дом сжимали старинные двухэтажки. Над входом не­оновая лампа освещала алтарь предкам. Сероватый дракон- чик — струйка фимиама — пытался сорваться и улететь с дотлевавшей жертвенной палочки, вонзенной в горшочек с землей перед алтарем.

Ветер, продувавший переулок, совсем как где-нибудь на окраине в Москве июльской ночью — прохладный и пахну­щий листвой, перебирал космы воздушных корней баньяно­вого дерева.

Барбара поцеловала его в губы.

— До свидания, Бэзил. Позвони на обратной остановке из Джакарты.

В обшарпанной кофейне «Стрэнда» он заказал чай. Пил безвкусную тепловатую жижу и заполнял дневничок. Двое индусов за соседним столом, возле которых томился офици­ант с бутылкой виски, кричали, перебирая цены на мануфак­туру.

Бэзил жирно подчеркнул в блокноте названия «Голь и Ко» и «Ли Хэ Пин», довольный, что сохранил их в памяти. Сделал пометку — «Поговорить с Севастьяновым».

ОБЕЗЬЯНКА В ХВОЙНОМ ЛЕСУ

1

На зарешеченной веранде полицейского участка Лумпини рев моторов с улицы Радио, единственной в Бангкоке обсаженной деревьями, глушил разговоры. Сержанты-сле­дователи и посетители почти орали за узкими столиками.

Капитан Супичай протиснулся в узкую дверцу камеры для допросов. Высокий парень в джинсах и вязаной тенни­ске, усевшись на стол, накручивал диск довоенного телефона, цепляя его мотоциклетным ключом зажигания. Локоть пар­ня украшала цветная татуировка — горбившийся боров вса­живал клыки в красавицу.

Звонил лейтенант Випол, на встречу с которым Супичай приходил, если возникала необходимость, в этот участок. Лумпини называлась индийская деревня, в которой родился Будда. Так же назывался главный парк Бангкока с фонтана­ми, озером и часовой башней по другую сторону улицы Радио. Соответственно и полицейский участок обознача­ли — «Лумпини».

Випол, работавший скрытно, в штатском, намеренно по­падал в полицию, а появления Супичая в форме на любом участке выглядели повседневностью.

Капитан кивнул, давая понять, чтобы Випол спокойно завершал телефонные заботы. Скорее всего, звонил жене в универмаг «Сентрал» и договаривался встретиться в доме свиданий на Петбури-роуд. Такова полицейская жизнь в подполье...

Супичай включил телекамеру слежения за заключенны­ми. Подкрутил зум, приблизил на мониторе лица. Надзира­тель в фуражке и трусах черпаком бросал из ведра липучий рис в протянутые сквозь решетку миски. Капитан почти ощутил удушливый от жары, пота и запаха пресной каши воздух... Знакомых не попадалось.

Випол показал свободной рукой на сложенные листки на столе.

Капитан достал очки. Лейтенант, удачливый в службе, обладал одним недостатком — писал донесения пространно. В нынешнем сообщал: