Уличные песни

Добряков Алексей

Жил один студент на факультете

Жил один студент на факультете. О карьере собственной мечтал, О деньгах приличных, о жене столичной, Но в аспирантуру не попал. Если ж не попал в аспирантуру, Собирай свой тощий чемодан. Обними папашу, поцелуй мамашу И бери билет на Магадан. Путь до Магадана недалекий, За полгода поезд довезет. Там сруби хибару и купи гитару, И начни подсчитывать доход. Быстро пролетят разлуки годы. Молодость останется в снегах. Инженером видным с багажом солидным Ты в Москву вернешься при деньгах. И тебя не встретят, как бывало, И никто не выйдет на вокзал: С лейтенантом юным с полпути сбежала, Он уже, наверно, генерал. И возьмешь такси до ресторана. Будешь водку пить и шпроты

жрать. И уже к полночи пьяным будешь очень И студентов станешь угощать. Будешь плакать пьяными слезами И стихи Есенина читать, Вспоминать девчонку с черными глазами, Что могла женой твоею стать. Жил один студент на факультете. О карьере собственной мечтал. О деньгах приличных, о жене столичной, Но в аспирантуру не попал.

На Украине, где-то в городе

На Украине, где-то в городе, Я на той стороне родилась, И девчонкою лет семнадцати Мужикам за гроши продалась. Как пошла я раз на Садовую, Напоролась на парня-шпану. Стал он песню петь, песню длинную, Потащил он меня в темноту. И друзей своих тут он вмиг собрал. И тут стала совсем я своей. Захотелось мне в эту ноченьку Заработать на целке своей. Платье белое с плеч свалилося. Мне был сладок его поцелуй. Сердце девичье вдруг забилося, Как увидела я его хуй. На Украине, где-то в городе, Я на той стороне родилась. И девчонкою лет семнадцати Мужикам за гроши продалась.

Среди бушующей толпы

Среди бушующей толпы Судили парня молодого. Он был красивый сам собой, Но он наделал много злого. Он попросился говорить, И судьи слово ему дали. И речь его была полна Тоски и горя, и печали. «Когда мне было десять лет, Я от родной семьи сорвался, Я глупым был — не понимал, Что со шпаной тогда связался. Когда мне было двадцать лет, Я был среди друзей «хороших», Я научился убивать И зашибал немало грошей. Однажды мы пришли в село, Где люди тихо-мирно спали, Мы стали грабить один дом, Но света в нем не зажигали. Когда ж окончился грабеж, И все друзья уж уходили, Я на минуту свет зажег, И что я, люди, там увидел! — Передо мной стояла мать, В груди с кинжалом умирая, А на полу лежал отец, Рукой зарезан атамана. А шестилетняя сестра — Она в кроватке умирала И, словно рыбка без воды, Свой нежный ротик раскрывала». Когда он кончил говорить, Все стали плакать в этом зале, Всем было парня очень жаль, Но судьи приговор читали: «Ты нам всю правду рассказал, Но мы ничем здесь не поможем — За злодеяния твои Мы жизнь спасти тебе не можем» Среди бушующей толпы Вели к расстрелу молодого. Он был красивый сам собой, Но сделал в жизни много злого.

По приютам я с детства скитался

По приютам я с детства скитался, Не имея родного угла. Ах, зачем я на свет появлялся, Ах, зачем меня мать родила?! А когда из приюта я вышел И пошел поступать на завод, Меня мастер по злобе не принял И сказал, что не вышел мне год. И пошел я, мальчишка, скитаться, И карманы я начал шмонать: По чужим, по буржуйским карманам Стал рубли и копейки щипать. Осторожный раз барин попался — Меня за руку крепко поймал, А судья — он не стал разбираться И в Литовский меня закатал. Из тюрьмы я, мальчишка, сорвался, И опять не имел я угла… Ах, зачем я на свет появлялся, Ах, зачем меня мать родила?!

Перебиты, поломаны крылья

Перебиты, поломаны крылья. Дикой болью всю душу свело. Кокаина серебряной пылью Все дороги-пути замело. Восьми лет школу я посещала, Десяти — сиротою была, А семнадцатый мне миновало — Я курила, ругалась, пила. Клала много на личико краски. Спотыкач я жандармский знала. Всем мужчинам я строила глазки, Жизнь греховную с ними вела. Кокаина всегда не хватало, Но ходила на воле пока, А потом я под стражу попала За поломку большого замка. Пойте,

струны гитары, рыдая, — В моем сердце найдете ответ. Я девчонка еще молодая, А душе моей тысяча лет. Мчат по рельсам разбитым вагоны, И колеса стучат и стучат… Я с толпою сижу заключенных, И толпою мне все говорят: Перебиты, поломаны крылья. Дикой болью всю душу свело. Кокаина серебряной пылью Все дороги-пути замело.

Отец-прокурор

Бледной луной озарился Старый кладбищенский бар. А там над сырою могилой Плакал молоденький вор. «Ох, мама, любимая мама, Зачем ты так рано ушла, Свет белый покинула рано, Отца-подлеца не нашла? Живет он с другою семьею И твой не услышит укор. Он судит людей по закону, Не зная, что сын его вор». Но вот на скамье подсудимых Совсем еще мальчик сидит И голубыми глазами На прокурора глядит. Окончена речь прокурора. Преступнику слово дано: «Судите вы, строгие судьи, Какой приговор — все равно» Раздался коротенький выстрел. На землю тот мальчик упал И слышными еле словами Отца-прокурора проклял. «Ах, милый мой маленький мальчик, Зачем ты так поздно сказал? Узнал бы я все это раньше — И я бы тебя оправдал!» Вот бледной луной озарился Тот старый кладбищенский бор. И там над двойною могилою Плакал седой прокурор.

Что с тобою, мой маленький мальчик?

«Что с тобою, мой маленький мальчик? Если болен — врача позову». «Мама, мама, мне врач не поможет Я влюбился в девчонку одну. У нее, мама, рыжая челка, Голубые большие глаза. Юбку носит она шантеклерку И веселая, как стрекоза». «Знаю, знаю, мой маленький мальчик, Я сама ведь такою была: Полюбила отца-хулигана За его голубые глаза. Хулигана я страстно любила, Прижималась к широкой груди. Как не вижу — безумно тоскую, Как увижу — боюсь подойти. Хулиган был красив сам собою, Пел, плясал, на гитаре играл. Как увидел, что я в положеньи, Очень быстро куда-то пропал. Для кого ж я росла-вырастала, Для кого ж я, как роза, цвела? До семнадцати лет не гуляла, А потом хулигана нашла. Рано, рано его полюбила, Рано, рано гулять с ним пошла. Очень рано я матерью стала, Хулигану всю жизнь отдала».

Дни уходят один за другим

Дни уходят один за другим, Месяца улетают и годы. Так недавно я был молодым И веселым юнцом безбородым. Но пришла и увяла весна. Жизнь пошла по распутистым тропкам. И теперь вот сижу у окна — Поседел за тюремной решеткой Не по сердцу мне здесь ничего. Край чужой, чужеземные дали… Извели, измотали всего, В сердце, грубо смеясь, наплевали А на воле осенняя грусть. Рощи, ветром побитые, никнут. Все равно я домой возвращусь, И родные края меня примут. Знаю, счастье мое впереди: Грязь я смою, а грубость запрячу, И прижмусь к материнской груди, И от счастья тихонько заплачу Здравствуй, милая, добрая мать! Обниму я тебя, поцелую. Только б не опоздать целовать, Не застав тебя дома живую.

Черный ворон

Окрести, мамаша, нас своим кресточком — Помогают нам великие кресты, — Может, сыну твоему, а, может, дочке Отбивают срок казенные часы.

Припев:

Ну-ка, парень, подними повыше ворот, Подними повыше ворот и держись! Черный ворон, черный ворон, черный ворон Переехал мою маленькую жизнь. На глаза надвинутые кепки, Сзади рельсов убегающий пунктир. Нам попутчиком с тобой на этой ветке Будет только очень строгий конвоир.

Припев.

Если вспомнится любимая девчонка, Если вспомнишь отчий дом, родную мать, Подними повыше ворот и тихонько Начинай ты эту песню напевать.

Припев:

А ну-ка, парень, подними повыше ворот, Подними повыше ворот и держись! Черный ворон, черный ворон, черный ворон Переехал мою маленькую жизнь.

Пропадай, моя жизнь невеселая