Успокой моё сердце
Шрифт:
Мне кажется, даже если бы Каллен истекал кровью, он бы нашел в себе силы сделать то, что прошу. Вспомнить хотя бы утро возвращения в особняк на прошлой неделе…
Протягивая мне руки, мужчина по-прежнему не смотрит в глаза. Но, тем не менее, взгляд не прячет.
– Хорошо, - берусь за теплые, почти обжигающие мокрые ладони, надеясь, что повреждения не настолько серьезны, чтобы я могла усугубить их окончательно. Наверное, то, что луны нет, скорее плюс, чем минус. Не думаю, что, увидев всю картину целиком, я бы смогла себя контролировать так
Эдвард поднимается, крепко держась за меня. Дышит тише, едва слышно. На ногах стоит некрепко, словно после приступа.
– Пойдем, - обвиваю моего похитителя за руку, прижимая к себе, - все будет хорошо.
Не знаю, как удается впустить столько уверенности и спокойствия в голос. Он словно бы не мой вовсе.
Самый ближайший вариант уединения, где звукоизоляция достаточно хороша, дабы не поднять с постели Джерома – ванная комната. Она чуть в глубине детской, с левой стороны от кровати. Именно туда и направляюсь.
Громкий щелчок выключателя заставляет освещение внутри вспыхнуть. Ослепляя нас обоих, яркие лампы на мгновенье лишают возможности идти дальше – не видно, куда. Но, спустя секунду, помогаю мужчине переступить порог и закрываю за нами деревянную заставу. Надеюсь, мой белокурый ангелочек все ещё резвится с Морфеем и всполох света не помешал ему. Видеть подобное ни к чему.
Словно бы олицетворяя древнюю сказку о вампирах, при свете мой похититель разом теряет власть над собой. Его колени подгибаются, а вдохи-выдохи становятся настолько частыми, что воздух вряд ли успевает задерживаться в легких.
– Тише, - бормочу я, преодолевая оставшиеся метры до мраморной ванной, бортики которой достаточно широкие, дабы сидеть на них.
Успеваю.
Ещё немного, и Эдвард оказался бы на полу.
Я глубоко вздыхаю, решаясь взглянуть на Каллена при хорошем свете. Задача сверхсложная, но я постараюсь удержать сознание в узде.
Малахитовых глаз нет. Они закрыты, будто от испуга. И ничто, ровным счетом ничто, не отвлекает от полноты картины.
Лоб и щеки мужчины необычайно красные. Кажется, вся кровь из организма прилила к ним. Не знаю, способны ли гримеры, даже самого лучшего фильма, создать такой пугающий эффект. И при этом нос, подбородок и скулы Эдварда остаются бледными, как снег. Совсем белыми. Справа, слева и снизу на шее имеются царапины. Те самые, что уже видела. Они пропадают в темной грязи, нанесенной, будто кисточкой художника, крупными мазками. Бронзовые волосы тоже перепачканы. Слипшиеся, потемневшие, они плохо сравнимы с тем, что видела два дня назад.
Но лицо – меньшее из всех зол. И явно ничего не значит по сравнению с руками.
Ладони Эдварда, которые держу в своих, на внутренней стороне алые. Ни единого живого места, ни единого просвета ровной кожи. Изодранные, почти вспоротые, они вызывают оправданный ужас. Мои глаза распахиваются сами собой.
– Что случилось?.. – скатываясь на шепот, спрашиваю, надеясь услышать ответ. Быть может, с ним будет не так страшно?
– Белла, - мое имя снова
Слова повисают в тишине, вырвавшейся на свободу. Изумленно проигрываю услышанное снова и снова, придумывая, что бы ещё оно могло значить. Но, похоже, мысль была выражена вполне конкретно. Других вариантов не нахожу.
Теперь окончательно кажется, что все вокруг – сон. Я сплю, не так ли? Это вместо кошмара о Джеймсе или Маркусе? Вместо мамы с кольцом и отца, хлопающего дверью в роковую ночь?
Ничего реального. Осталось недолго. Вот сейчас я проснусь, и…
Но не просыпаюсь. Не просыпаюсь, несмотря на отчаянное желание и ярую попытку подсознания добиться этого.
Неужели все взаправду?
Боже…
Эдвард, терпеливо ждавший моего ответа последние две минуты, медленно качает головой. Выдыхает, морщась. По-прежнему не раскрывая глаз, упирается изувеченными руками о мраморные бортики. Собирается подняться.
– Я пойду…
– Куда пойдешь? – удерживаю его на месте, потирая ледяные запястья, - я никуда тебя не отпускаю. Прекрати.
– Выгоняешь…
– Нет, - откуда столько твердости?.. – не прогоняю и не прогоню. Садись.
Второй раз морщась, уже сильнее, он замирает на месте.
Сиреневые веки крайне медленно, словно после сна, открываются, позволяя увидеть малахиты. Правда, лишь наполовину.
Но даже этого хватает, чтобы заметить их опустошенность и испуг. Самый настоящий, ничем не прикрытый. Похожее выражение читалось внутри «драгоценных камушков», когда их обладатель просыпался после кошмара.
– Ты весь мокрый, - напряженно констатирую, проводя пальцами по толстой, насквозь промокшей материи черного пальто, - тебе холодно?
Он безмолвно качает головой, отрицая.
– Давай я помогу тебе снять его, - тянусь к пуговицам, наскоро соединенным на груди, - оно совсем грязное.
Мужчина не упрямится. Послушно делает, что прошу, высвобождая из рукавов руки. Но едва черная ткань касается ладоней, вздрагивает, застывая.
– Извини, - прикусив губу, как можно аккуратнее, минуя окровавленную кожу, завершаю раздевание.
Теперь, когда он в темно-синей рубашке, есть возможность увидеть, пострадало ли ещё что-то кроме лица и рук.
На первый взгляд, нет. Материя повсюду ровная, чистая и сухая.
Однако, когда случайно задеваю правое плечо мужчины, реакцию получаю. Шипение. Ничем не разбавленное.
– Больно? – озабоченно смотрю на Каллена, желая понять причину такого поведения, - что с ним?
– Белла, - игнорируя мой вопрос, Эдвард подается вперед, прислоняясь лбом к моей талии, - Белла…
– Я, - подступаю на шаг ближе, боязно, но все же прикасаясь к испачканным волосам, - я- Белла, правильно. Тише.
Второй раз отрывая руки от бортиков, мужчина обнимает меня, сильнее прижимая к себе. Как Джером, старается оказаться максимально близко.