Утренние поезда
Шрифт:
Входит Б у р л а к.
Б у р л а к. Что случилось, Модест?
П и с а р е в. Поля уезжает в Петербург.
Б у р л а к. Надолго?
П и с а р е в. Пригласили на гастроли. Заодно покажется Боткину. Плохо у нее со здоровьем. И нервы… нервы… Ты, Вася, все-таки подучи роль Подхалюзина, а то стыдно перед Александром Николаевичем. Да и публику уважать надо.
Б у р л а к. Выучу, Модест, обязательно выучу. Самому обещал! Да что… Уж как я в Аркашке врал, а ничего. Островский что сказал? Хоть, говорит, я этого и не писал, а хорошо! Да еще из моего вранья кое-что сам в пьесу вписал!
П и с а р е в. «Только до рощицы»… Да еще это: «Пренебреги!..» (Смеется.) Ах, Вася, Вася!..
Б у р л а к. Что-то ты мне не нравишься.
П и с а р е в (после паузы). Трудно мне с Полей, Вася. Иной раз так допечет, что с трудом себя сдерживаю. А другой раз нет ее чудесней, нежней, трогательней. И все — заново влюбляюсь… Право слово!
Б у р л а к. Пусть съездит, подлечится.
П и с а р е в. Она об Александринке мечтает. Пару лет назад там дебютировала, блестяще прошла. Да не взяли. А сейчас там вроде новое начальство приходит. Вот она и надеется…
Входит С т р е п е т о в а.
Б у р л а к. Здравствуй, Поля. Извини, дела! Бегу! (Уходит.)
С т р е п е т о в а. Что это он от меня как черт от ладана? Ты что… жаловался на меня?
П и с а р е в. Послушай, Поля, не уезжай! Чем тебе в Москве плохо? Театр серьезный, идейный. Впервые настоящее, хорошо поставленное дело.
С т р е п е т о в а. Хорошо-то хорошо, да надолго ли? Анна Алексеевна, это верно, денег не жалеет ни артистам, ни на постановки, да ведь женщина… Нет в ней настоящей деловой жилки. Не продержится долго. Это я тебе верно говорю. А что потом? Опять по городам скитаться? Не могу больше, не хочу!
П и с а р е в. Где лучше-то будет?
С т р е п е т о в а. Хочу на казенную сцену. Мне писали, что сейчас возьмут, время самое подходящее. И тебя возьмут! Вот бы славно было! А, Модест?
П и с а р е в. Да что мне делать на казенной сцене? Ломаться да гаерствовать в крыловских поделках? До настоящего дела и не доберешься.
С т р е п е т о в а. Это потому, что там настоящих людей нет. А приедем вместе, глядишь и пойдет по-иному.
П и с а р е в. Нет, Поля, плетью обуха не перешибешь!
С т р е п е т о в а. Невмоготу мне, Модест! Не могу, не по силам жить с твоей матерью. Не могу забыть, как она молилась о моей смерти, когда я лежала почти умирающая…
П и с а р е в. Это все твое воображение, Поля. Мать человек набожный, она не могла молиться о твоей смерти!
С т р е п е т о в а. Было, было… И эти вечные придирки, насмешки, колкости, поучения. Я для нее невестка ненавистная…
П и с а р е в. Ты несправедлива к ней, Поля. Ей тоже нелегко с тобой. Ты ведь в долгу не остаешься.
С т р е п е т о в а. Да ведь целыми днями точит меня! В душе я ей все прощаю, но переносить больше не хочу. Неужели нельзя жить отдельно и издали быть в хороших отношениях?
П и с а р е в. Ну хорошо, хорошо… Сделаем так, как ты хочешь. Для меня главное, чтобы ты была спокойна.
С т р е п е т о в а. Господи! Ты говоришь так, будто это блажь моя какая-то. Конечно… Я для тебя давно прочитанная книга. Потерпи, понянчись со мной еще годок, а там, может, и конец будет, освобожу тебя…
П и с а р е в. Да что ты такое говоришь, Поля!
С т р е п е т о в а. Прости, милый, мучаю я тебя… Что делать, сама измучилась.
П и с а р е в. Поезжай, Поля. Действительно, тебе надо подлечиться. А потом в Ялту, отдохни.
С т р е п е т о в а. И опять — врозь…
П и с а р е в. Я не могу оставить театр. Почти весь репертуар на мне. Да и по руководству дела хватает… Подлечишься, отдохнешь и приедешь.
С т р е п е т о в а. А ты пока будешь играть «Горькую судьбину» с Гламой… Ах, Модест… Будто я не вижу…
П и с а р е в. Да что ты такое видишь?
С т р е п е т о в а. А то, что ты глаз с Гламы-Мещерской не сводишь!
П и с а р е в. Я? С Гламы, Александры Яковлевны?
С т р е п е т о в а. Да, да… Смотрела, как ты с ней в «Лесе» играл.
П и с а р е в. Да ведь по роли!..
С т р е п е т о в а. Я-то знаю, когда по роли, а когда и сверх!
П и с а р е в. О господи! Придет же такое в голову! Да я с утра до вечера как белка в колесе: репетиции, спектакли. Когда мне на женщин заглядываться?!
С т р е п е т о в а. Это тебе на меня некогда. А на Гламу время находится.
П и с а р е в. Клянусь тебе богом!
С т р е п е т о в а. Не клянись, не богохульствуй!
П и с а р е в. Да как же мне тебя убедить?
С т р е п е т о в а (усмехаясь). Скажи Бренко, пусть расторгнет с ней контракт.
П и с а р е в. Что ты говоришь, Поля? С чего ей отказываться от Гламы? Ее зритель любит. Вот уж кто в театре не лишний!
С т р е п е т о в а (с болью). Я! Я — лишняя! Ну что ж, если театру Глама нужнее Стрепетовой…
П и с а р е в. Поля…
С т р е п е т о в а. Прости меня, Модест! Знаю, знаю, ничего этого нет, а страшно мне. Вон какая я нескладная, больная, только и хороша, что на сцене. Где мне с такими красотками тягаться? Уеду, подлечусь у Боткина — и вернусь. Что Александринка… Что мне там одной? Без тебя?.. (Уходит.)
П и с а р е в (некоторое время стоит задумавшись, потом выходит вперед). Поля! Я виноват без оправдания, виноват в том, что не доглядел за собой, позволил себе влюбиться в такие годы, когда человеку больше всего и прежде всего надо жить разумом… Когда я спохватился, было слишком поздно. Воля меня оставила, а страсть стремглав потащила под гору. Я не развратник, а только глубоко несчастный человек. Пожалей и не кляни меня. Я не знаю, долго ли будет держать меня в своей власти это чувство. Знаю одно: мне очень, очень дурно без тебя… (Уходит.)