Увертливый
Шрифт:
На площади – три зеленых островка – три сквера. К этому времени группа ушла далеко вперед. И только сзади плелись две фигуры. Последним был Петр. А еще дальше за его спиной чернели тучи следующих групп, направлявшихся к ближайшей станции метрополитена – работал обычный туристический конвейер.
Галкин принял решение обогнать идущего впереди путника, когда тот переходил площадь. По одежде он напоминал одного из ландскнехтов Фабио. Пройдя мимо, Петя обернулся к нему лицом и остановился. Парень вздрогнул и попятился, чуть не попав под машину. Не желая никого пугать, наш герой ушел вправо – по направлению к скверу и устроился
Скорее всего, человеку этому вменялось сопровождать Петину группу до самой гостиницы и, таким образом, выявить ее. А в гостинице по документам можно было вычислить и самого Петра. Теперь у «ландскнехта» появились сомнения на счет группы, о чем он и докладывал Фабио. Разговор мог быть примерно таким:
– Клиент – здесь.
– Что он делает?
– Ждет.
– Чего ждет?
– Не знаю. Может быть свою группу.
– Идиот! Он морочит тебе голову! Не обращай на него внимания! Догоняй группу, за которой шел! А мы едем к подземке!
– Ясно!
Перейдя площадь, человек побежал трусцой, но, споткнувшись, не без помощи Галкина, разбил колено, ударился головой и теперь плелся, плохо соображая, обгоняемый новыми группами по «Улице Октавиана» (так звали императора Августа, до того, как он стал императором). Дорога к метро пролегала как будто по вехам Римской истории. Туристы пересекали «Германскую улицу», «Улицу Гракха» (Народный трибун в древнем Риме), «Улицу Сципиона» (полководец, захвативший и разрушивший Карфаген), «Улицу Юлия Цезаря» (великий диктатор и полководец).
Где-то в подворотне Галкин на скорую руку трансформировал внешность. Прежде всего, изменил глаза: брови, тени век, их удлиненность. Напялил седой паричок, приклеил седые усы. Он дошел до метро неподалеку от соглядатая в плотном кольце туристов. На проезжей части у входа в подземку стояли два знакомых авто: санитарная машина с крестом и темный «Мицубиси Паджеро» Барклая. «Соглядатай и ахнуть не успел, как его затолкали в салон „санитарки“. Игорь Николаевич восседал в кресле рядом с водителем в мрачном расположении духа. Петя „включил пропеллер“, распахнул дверцу машины, забрался Барклаю в нагрудный карман, поменял диктофон и захлопнул дверцу. Перейдя на вибрацию, он подошел к турникетам метро. Здесь были стражники Фабио. Они просеивали публику чуть ли не пальцами. Петя мог бы перескочить, но, не слишком надеясь на трансформацию внешности, решил не светиться, не делать резких движений, а прогуляться до следующей метростанции. Благо до нее было каких-нибудь семьсот метров.
Прямая обсаженная деревьями „Улица Юлия Цезаря“ оказалась довольно людной. На ней легко было затеряться. Галкин воткнул наушники и включил на прослушивание только что добытый диктофон.
„Серый, это опять я, – Барков звонил капитану Васильеву. – Прости, в прошлый раз у меня батарейка села. Да, извини, действительно, пришлось поменять телефон. Что ты понял? Что ты понял? Это к делу не относится! Ничего не случилось! Ты сказал ей, что тебе никто не звонил? Ну, и чего ты боишься? Хорошо. Позвони ей, скажи, что до тебя дозвонились из Рима, и ты принимаешь меры. Все равно выплывет?! Это от тебя зависит. Что? Хочешь от нее избавиться!? Учти, Серый, если с ее головы упадет хоть
Потом Барклай позвонил Делягину:
– Привет! Это Игорь! Что? Спрашиваешь, как Шериф? Ты же знаешь, он мне, как младший братишка. Работает. Только после аварии с ним не все ладно. Да, до сих пор. Послушай, Прокопьич, хватит об этом, у меня к тебе срочное дело! Угадал. Кое-что подчистить. Помнишь, капитана Васильева из ментов. Да, служил верой и правдой. Ничего не скажешь. Но теперь стал опасен. Для всех! Обстоятельства так повернулись. Жалко, но нечего делать. Надо! И как можно скорее! Ты знаешь его телефон? Позвони ему. Он ждет звонка. Хочет смыться. Я сказал ему, что ты спрячешь его, подготовишь документы и сплавишь в Италию. Ну, ты понял? Его надо убрать. И чтобы концов не осталось. Сочтемся! За мною не заржавеет!
Дальше звучали реплики Баркова и Фабио:
– Не падай духом Игорь! Мы все равно его достанем!
„Не знаю, как тебя, а меня он уже достал! Не могу понять, где я прокололся! Он возник, как черт из табакерки. Я думал, знаю его. Оказалось, и понятия не имею!“ – Барков говорил на русско-английском „наречии“. Во всяком случае, слова „достал“ и „прокололся“ были произнесены по-русски. И еще Галкин почувствовал, Барклай не больно-то доверяет Фабио и, что-то утаивает.
– Очень интересный тип! Второй день им занимаюсь – готов поклясться, он стоит всех моих „купертинцев“! Ничего, Игорь, „расколим“, – последнее слово Фабио произнес по-русски.
Галкин подумал: „Надо дать человеку шанс“, достал из куртки телефон Баркова, включил его и набрал номер Васильева-Серого.
– Слушаю! – ответил капитан.
– Не пугайтесь. Это еще не Делягин.
– Кто вы?
– Тот, кто звонил вам вчера из Рима.
– Я догадался. Чего вы хотите?
– Обратите внимание, с какого номера я звоню, и сделайте для себя вывод.
– О чем – вы!
– О том, что и вы, и Делягин, и сам Игорь Николаевич находитесь под колпаком.
– Если так, то зачем вы предупреждаете?
– Чтобы вы не наделали глупостей.
– Каких еще глупостей?!
– О вашем разговоре с Барковым, где вы предлагаете избавиться от жены Бульбы, уже знает весь Питер.
– Господи, я только заикнулся!
– Теперь молите бога, чтобы с ней, действительно, ничего не случилось!
– Что от меня нужно?
– От вас – только одно – явки с повинной.
– Вы с ума сошли!
– Я вас предупредил. И не тяните время. Учтите, никаких документов Делягин выправлять не станет. Ему поручено встретиться с вами и убрать. Все!
Галкин даже не заметил, как подошел к следующей станции. Она называлась „Лепанто“ по названию греческого городка, где в шестнадцатом веке, как пишут историки, имело место „последнее“ в мире сражение гребных кораблей: испано-венецианский флот здесь разбил – турецкий. Правда, уже в восемнадцатом веке галерный флот Петра Первого разбил при Гангуте – шведский, но это – не важно. Мы уже привыкли, что многое, связанное с Россией, всерьез не воспринимается. Россия для остального мира – явление внеисторическое – то ли мифическое, то ли анекдотическое.