Увертливый
Шрифт:
– Ты разве не знал?!
– Не до такой же степени!?
Виталий попятился. Потом повернулся и побежал, временами оглядываясь.
Петя ухмыльнулся, хотелось по киношному разразиться «дьявольским» хохотом, развлечься: «улететь» вперед «на пропеллере», чтобы окликнуть или подставить ножку. Но он не тронулся с места, вспомнив, как в Венеции, когда стало плохо, Виталий взял его за руку, потащил в «тратторию», на площади Святого Джеремия успокоил и накормил, как отец родной. Хорошее трудно забыть.
8.
Петя повернул к дому. Но не успел сделать пары шагов, как заиграл телефон. Галкин взял трубку: «Я вас слушаю!» – телефон молчал. «Кто это? Это ты, „Шериф“?»
– Это я – Виталий. Нам надо поговорить.
«Надо так надо, коли, не шутишь. Идем ко мне» – сказав это, Петя спрятал телефон и направился к дому. Неожиданно, почувствовав тревогу, он ускорил шаги и сходу перешел на «пропеллер». Рядом с подъездом Галкин заметил милицейский наряд и так же «пропеллером» понесся обратно. Он появился «из воздуха» прямо перед Черновым.
«Черт!? Не могу привыкнуть, как это тебе удается?!» – проворчал Виталий.
– Сам не понимаю.
– Да иди ты, знаешь куда!
– Ну, хватит рычать!
– Я вижу, ты хочешь сказать, что к тебе нельзя, там – милиция.
– Верно! Как ты догадался?
– Я не догадывался. Ты мне передал свои мысли.
– Каким образом?
– Не знаю. Наверно, внушением или гипнозом.
– Чепуха!
– Не ври! Я чувствую.
– Что ты чувствуешь?
– Когда на меня воздействуют, то на тыльной стороне ладоней, как иголки покалывают.
«Этого еще не хватало!?» – подумал Галкин.
– Ну, допустим, я передал тебе мысли. А я объяснил, почему нельзя? Разве мы боимся милиции?
Чернов задумался, потом неуверенно сказал: «Вроде бы, не объяснил».
«Господи, что с ним происходит?!» – дивился Галкин.
– Опомнись, Виталий! Они поджидают тебя!
– Почему!?
– Разве не ты застрелил Тарана?
– Кажется, я.
– Зачем ты это сделал?!
– Он был бандитом. На его совести – не одна жизнь.
– Поэтому ты поручил ему следить за мной?
– Я и тебя хотел кокнуть. Разве ты не такой же, как он?
– Я кого-нибудь убил?
– Возможно, физически – нет. Но ты был дьявольским злом. Ты подводил людей к краю пропасти – им оставалось только самим броситься вниз.
– Каких людей?
– Вот здесь мы не поймем друг друга! Я о тех, кто способнее и удачливее остальных, о тех, кому больше дается и кому больше нужно!
– Кончай философию! Раз «физически» не убивал, то и не о чем говорить. Лучше скажи, как объяснишь Румянцеву,
«Разве ему объяснишь! Он такой же урод, как и ты!» – в голосе Чернова звучал пафос безумия.
– А ты – не урод?
«В известной степени тоже.» – ухмыляясь Чернов потирал руки.
– Что, иголочки покалывают?
– Чувствую, ты мне что-то внушаешь!
Галкин, вдруг, вспомнил записанные на диктофон, сказанные какому-то Прокопьичу слова Баркова о «Шерифе», «Он мне, как младший братишка. Только после аварии с ним не все ладно. Да, до сих пор».
«Ну, вот что, поехали!» – предложил Петр: у него зрело решение.
– Куда?
– Ко мне мы с тобой не пойдем.
– Почему?
– Там ждут.
– Кого ждут?
– Не понял!?
– Постой! Хочешь сказать, у подъезда Румянцев поджидает меня!?
– Наконец-то дошло!
«Что же мне делать?» – по-детски спросил Виталий. При этом он выглядел совершенно беспомощным. Казалось еще немного, и расплачется. Было очевидно, на человека волна за волной накатывало помутнение разума.
– Ты сам сказал, надо поговорить. Идем на стоянку. Возьмем машину, прокатимся по городу, а заодно и поговорим.
Они взяли чуточку левее и, обойдя несколько домов, подошли к платной стоянке. Через несколько минут они уже выезжали за ворота. «Виталий, ты чувствуешь, что тебе сейчас трудно работать?» – спросил Петя.
«Работать!? – удивился Чернов. – После Италии я еще, можно сказать, не работал. Пока числюсь в отпуске. А ты?»
– Работаю. Сегодня уже кое-что сделал. И завтра предстоит кое-что.
– Хочешь сказать, что тебе надо выспаться? Дескать, баиньки пора?
– Ничего сказать не хочу.
– Твои ахламоны довольны, что никто больше не лезет их крышевать?
– Довольны.
– Не повезло Ворону: не ждал, что нарвется на такого, как ты!
– Думаешь, я радуюсь?
– Во всяком случае, не больно печалишься.
«Вот сейчас он, как будто нормален», – отметил про себя Петя, выезжая на Дмитровское шоссе.
– Это от меня не зависит. Что я могу поделать?
– Самое лучшее, что ты мог бы сделать… не родиться совсем!
– Может, ты прав. Но раз уж такое случилось, надо терпеть.
– Терпеть-то приходится не тебе!
– Ты всерьез предлагаешь исчезнуть?
– Почему бы и нет. Это было бы гениально!
– Как ты себе это представляешь? Хочешь, я сейчас выеду на встречную полосу?
– Нет, не надо! Я тебя знаю, ты успеешь выскочить. А я еще пожить хочу!
– Чернов, ты – эгоист.
– Не отрицаю! Вообще, это совсем неплохо.
Они уже выехали на Бутырскую улицу, потом – на Бутырский вал (у Савеловского вокзала), а у Белорусского – на Первую Тверскую-Ямскую.