Ужасный век. Том I
Шрифт:
А в последний день той недели, едва забрезжил рассвет, в Касорло въехал большой закрытый экипаж.
Дон Карлос заметил его издалека по случайности, потому как в ту ночь ему не спалось. Отличная карета на рессорах, и лошади были запряжены холёные. Ко всему прочему, позади экипажа ехали двое всадников: в гражданском платье, но вооружённые короткими аркебузами.
Ясное дело — прибыл непростой человек. Как и следовало ожидать, экипаж направлялся к дому сеньора Каронеро. Провожатые гостям города не потребовались, альгвасила Кристобаля
Всадники перед домом спешиваться не стали. Из кареты вышли двое — но, учитывая солидные размеры экипажа, нельзя было увериться, что внутри нет других людей. Велев Франсиске сидеть наверху вместе с детьми, дон Карлос отправился встречать гостей — долгожданных и неожиданных в равной степени.
Двое мужчин, появившиеся в дверях, производили тяжёлое впечатление.
Один, одновременно изысканно и неброско одетый, мягко улыбался и очень пристально глядел. Говорящий контраст: вот такие и занимаются в Балеарии «делами государственными». Второй же был одет простонародно. Полный, с сальной кожей, залысинами и проседью. На первый взгляд — простой забулдыга, но то на первый. От толстяка веяло могильным холодком.
Да, вот так дон Карлос и сказал бы о гостях: это люди с запахом могилы.
— Лопе де Гамбоа. — представился хорошо одетый незнакомец.
И протянул дону Карлосу несколько бумаг. Документы имели такие подписи и печати, что словно весили не меньше хорошего кирпича. Лопе де Гамбоа приехал не из большого города неподалёку — из самой Марисолемы. Бумаги, которые он привёз, могли открыть любые двери в Балеарии не хуже тарана.
Его спутник не представился.
— Сеньоры, прошу за мной.
Иньиго сначала разворчался: был недоволен, что его разбудили так рано. Однако, едва завидел гостей из столицы — сразу оживился и даже обрадовался. Было легко заметить: больной и неопрятный толстяк узнали друг друга.
— Какая прелесть… — Иньиго сонно потёр глаза. — Едва вернулся в Балеарию, как уже вижу твою толстую рожу. Как же я по ней скучал!
— Это он? — спросил Лопе толстяка.
— Он самый. Оброс только…
— Прекрасно. Сеньор Каронеро! Обладая на то полномочиями, я забираю этого человека с собой. Не беспокойтесь об альгвасиле… Кристобале, верно? Он будет уведомлён надлежащим образом. Этот человек сможет самостоятельно спуститься вниз? Я могу пригласить людей, оставшихся на улице…
— Как только меня избавят от цепи, ещё как смогу! — опередил врача Иньиго.
— Он не вполне здоров, но поездку перенесёт. И ходить может. Должен лишь отметить то, что касается медицинских вопросов: он нуждается в…
Лопе де Гамбоа поднял ладонь, и хозяин дома сразу замолчал.
— Не беспокойтесь, сеньор: о здоровье этого человека есть кому позаботиться. Однако же мы спешим, потому прошу освободить нашего общего друга как можно скорее. А ты… — Гамбоа обратился к толстяку. — …ты больше здесь не нужен. Спускайся, будь добр.
Пока старший сын сеньора Каронеро возился с цепью, создавая тем немало шума, Лопе де Гамбоа кивнул в сторону: дал хозяину понять, что желает поговорить наедине. Дон Карлос провёл его в кабинет.
Общаться с людьми из Тайной канцелярии ему прежде доводилось лишь пару раз — причём то были служащие невысокого чина. Да и сколько лет прошло… Людей вроде Лопе де Гамбоа врач всегда представлял именно такими: неприметными, очень спокойными, абсолютно уверенными в себе. Голос столичного гостя звучал приторно мягко, но за этой сладостью ощущалась и твёрдость. Будто металл мёдом помазали.
— Дон Карлос! В первую очередь я обязан… Ах, даже не просто обязан, но также почту честью и немалым удовольствием поблагодарить вас. За исполнение простого, но такого важного в наше время долга. Долга бдительного гражданина Балеарии и медика королевского флота.
— Имперского флота, сеньор. Я служил империи.
Лопе де Гамбоа не скрыл, что ему очень понравились эти слова.
— Как и все мы, сеньор. Как и все мы… Во всём, от и до, вы поступили верно — полностью подтвердив свою безупречную репутацию.
— Моя репутация так известна в столице?
— Мне, сеньор, по долгу службы известно многое. Я знаю всё важное обо всех людях, которых государству необходимо знать. Однако я здесь не только ради благодарностей. Уполномочен лично передать вам скромную награду за верность короне. Она же — компенсация за все нечаянно возникшие неудобства.
Тяжёлый звук, с которым кожаный мешочек опустился на стол, не оставлял сомнений: наполнен кошель золотом. Даже не серебром. Это огромные деньги… Старый офицер покачал головой.
— Награду я не приму. Речь об исполнении долга верного подданного Балеарии, как вы верно заметили. Таковой долг не требует оплаты.
Гамбоа вздохнул: мягко, но с явным неудовольствием. Так ребёнка уговаривают есть кашу.
— Сеньор Каронеро, я всё-таки вынужден настаивать: примите. Это не только награда и компенсация. Это… своего рода плата за одну простую услугу.
— За какую же?
— Речь об услуге забвения. Вы каждый день забываете какие-то мелочи, правда? Пусть же всё, что случилось здесь, окажется одной из таких мелочей. Понимаете… В бреду болезни люди иногда несут всякую околесицу. Опытный врач, каковым вы являетесь, не придаёт подобным вещам никакого значения, верно? А мудрые люди не склонны совершать глупости.
— И вы, конечно же, ничего мне не объясните.
— Конечно. Вы, дон Карлос, умудрённый жизненным опытом человек. Совершенно очевидно, что вы осознаёте: не следует задавать вопросы, на которые лучше не получать ответов. Поймите правильно! Я не пытаюсь вас купить. Подобное было бы оскорбительно, причём для нас обоих. Эти деньги — прежде всего жест благодарности со стороны королевства. Вроде содержания, которое полагается ветерану за подвиги в Великую войну. Вы, можно сказать, вновь совершили небольшой подвиг.