В час, когда взойдет луна
Шрифт:
— Я не один, — Эней чуть улыбнулся. — Со мной… падаван.
— Мы купили дом из расчёта «семеро по лавкам». Шестерых пока ещё нет. Зови своего падавана.
…Глаза у Витьки были серо-зелёные и размером с полтинники. Мамины. Волосы тёмно-русые. Папины. А вот неуёмная энергия — наверное, общедетская. Дано — один ребёнок двух с половиной лет, один дом объёмом 624 кубометра или около того. Вопрос: какой объём от общего займёт ребёнок? Ответ: ребёнок, как газ, занимает весь предоставленный
Антон слегка нервничал — но командир признаков чёрной меланхолии не проявлял, и драконоборец-подмастерье слегка успокоился. А потом подумал, что они-то в гостях, а вот хозяева каждый день так живут… ой, лучше драконы.
— С двумя будет легче, — улыбаясь, сказала Лида. — Мне все, у кого больше одного, так говорят. Они занимают друг друга.
— И когда будет второй? — спросил Эней.
— Месяцев через семь, — засмеялась Лида.
Витька подошел к Андрею и положил ему на колени говорящего робота.
— Ето Боба, — серьёзно представил он своего любимца.
— Очень приятно, — терпеливо сказал Андрей. — Спасибо.
На его коленях уже громоздились пушистый заяц, кукла-трансформер и три разноцветных и разноразмерных медведя. У всех были имена, всех Витька вполне по-светски представил.
— Ты его провоцируешь, — сказал Антон, когда малыш вперевалочку утопал обратно в свою комнату. — Он твои благодарности принимает за поощрение.
— Что-то же должно кончиться. Или его игрушки, или мои колени.
Чай был с блинами, блины — с курагой. Антон наелся… нет, неправильное слово. Натрескался. До состояния «последний во рту, на первом сижу». Андрей, напротив, закусил более чем умеренно.
Витька всё так же вразвалку прошагал обратно на кухню, волоча по полу за руку крупного курносого куклёнка.
— Ето Ёська, — сказал он, водружая куклёнка на колени Андрея.
— Спасибо.
— Тюшка, иди сюда, дай дяде Андрею покушать, — Саша протянул руки.
— Да я не хочу, — Эней говорил совершенно искренне. — Я со здоровенной похмелюги, если честно.
— Вот это номер! — воскликнула Лида.
— Удачно яхту продал, — вздохнул Андрей. — И… с-шшш…
Он со свистом потянул в себя воздух, потому что Витька, забравшись к нему на колени, встал прямо на кучку игрушек, вследствие чего трансформер под весом ребенка воткнулся… ну, не прямо в гнездо, но в опасной близости от него.
— Тюха! — Саша вскочил и, схватив сына за подмышки, попытался оторвать от Андрея. Не тут-то было: Витька крепко ухватился за туго свитый чёрный шнурочек, выглянувший у гостя из-за края футболки. Точнее, понял Саша, когда после удачного рывка эта штука оказалась у сына в руке — за туго свитую чёрную косицу.
— Сдаётся мне, тут кто-то очень хочет спать, — строго сказал он, отбирая у сына трофей и возвращая законному владельцу. — Извини, Андрей.
Витьке не сдавалось, что он хочет спать. Витька поднял
— Я пойду уложу его, — Лида приняла сына из рук мужа и унесла. Какое-то время рёв доносился из детской, потом стих. Саша собрал игрушки, рассыпанные в ходе короткой борьбы. Андрей снова скрепил концы косицы резинками и надел её на шею.
— Извини, — снова сказал Саша.
— Не за что, — ответил Андрей, закрыв глаза. — У тебя… хорошо.
— Да, — согласился Винтер, и ушел по коридору, чтобы отнести игрушки в детскую. Потом вернулся.
— У меня хорошо, — сказал он, наливая себе чаю. — И когда я понял, для чего меня приберёг дядя Миша, я испугался. Я уже почти забыл о вас, а тут ты появляешься, как призрак. Должок…
— Нет, — горячо возразил Эней. — Никаких долгов. Мы просто переночуем и уйдем. Я… я сейчас понял, как был неправ.
— Тихо, Маша, я Дубровский — резким полушепотом сказал Винтер. — Ты был прав, а я просто задёргался. Я дяде Мише сразу сказал, что одну из ставок нужно делать на врастание. И если он за, то я с ним.
Алекто. И Саня. Дядя Миша говорил с ними о том, о чём не говорил с ним, с Энеем. Но почему-то Эней не чувствовал обиды.
— Сдаётся мне, — сказал он, — что мы с Антошкой тоже спать хотим. Значит, в двух словах так: до завтрашнего самолёта у нас будет полдня. Ты сможешь как-нибудь отвертеться с работы?
— Я там главный. Смогу, конечно.
— Хорошо. Значит, мы с Тохой завтра тебе покажем, что успели надумать, а сегодня я просто приглашу вас обоих на Хеллоуин в Прагу.
Чтобы привыкнуть к питерскому климату, родиться нужно… нет, не поможет, и это не поможет, и в самом Питере тоже не поможет. Не для того Петр вытаскивал все это «из топи блат», чтобы кто-то мог привыкнуть, не для того климат и архитекторы в припадке вдохновения породили питерский «поперечень» — холодный влажный ветер, который всегда дует поперек, куда бы ты ни шел.
Особенно осенью. Особенно на закате октября, когда все уже облетело и пожухло, когда отзвенело бабье лето золотом листвы и серебром паморозков…
Эней перебирал в памяти другие города, принадлежащие северу и морю — и не находил похожего. Щецин, Гданьск, Норрчёпинг, Стокгольм, Копенгаген…
Нет. Только не Копенгаген…
И верно, не годится. Там теплее. И в Амстердаме теплее. Так — только здесь.
Вымученный город. Придуманный. Как тут живут? И зачем? Зачем он сам сюда приперся и привел команду? Потому что или здесь, или в Москве. А Москва — это непротык от милиции и СБ. И вообще — не любил Эней Москву…
В общем, к тому моменту, когда он — не проверяясь, между прочим, что может быть добропорядочнее тихого частного детектива, идущего на прием к хорошему психиатру? — добрался до клиники, его душевное расстройство грозило перерасти в шторм.