В час, когда взойдет луна
Шрифт:
Но почему я так решил? Я спятил, вот оно что. Устал бегать, извёлся и свихнулся.
Ну и ладно.
Закат скользил в окнах, дробясь о стволы лесопосадок. Из купе, когда дверь открылась, резанула попса, от которой свело скулы — лоу-поп-переложение украинских фольклорных песен: «Ой, мiй милий вареничкiв хоче!»
— Чего тебе, мальчик? — неприязненно спросил «варколак», когда Антон вошел и закрыл за собой дверь.
— У меня… билет… П-попросили поменяться… Вот… Там беременная женщина… а свободных мест больше нет. Вы же не хотите скандала?
Второй,
Сходится.
— Садись, — вздохнул варколак. — Только не доставай.
Вынул из-под сиденья бутылку «Развесистой клюквы», приложился прямо к горлышку. Показал лежащему, тот так же еле-еле качнул головой из стороны в сторону, прошептал: «Воды» — и закрыл глаза. Антон бросил сумку на багажную полку (в соседской сумке что-то брякнуло), сел, раскрыл Мелвилла.
«Навари, милая, навари, милая, навари — у-ха-ха! — моя чорнобривая!»Этот запах, хоть топор вешай (а ведь можно было включить вентиляцию!), эта попса из динамиков терминала-«дурачка» — средство от комаров.
Антон сосредоточился на лежащем мотострайдере. Тот дышал хрипло, мелко, как человек, которого мучительно тошнит и всё никак не вырвет. «Собачье дыхание». Тёмные волосы промокли от пота. Белобрысый налил ему сока в пластиковый стаканчик, страйдер, приподнявшись на локте, выпил, половину расплескал — и снова бессильно откинулся на спинку. Антон подумал, что долго «варколак» в купе не высидит. Обстановка, которую они тут создали, чтобы выгонять посторонних, для них самих еле выносима. Белобрысый просто ждет, когда на следующей кто-то сойдёт, и Антон не выдержит, сбежит.
«Ой, сил вже нема, милий мiй миленький. Ой, сил вже нема, голуб мiй сизенький…»Но первым не выдержал он сам. Выскочил в тамбур с пачкой сигарет.
Антон тихо прикрыл книгу и осторожно, едва дыша, привстал на кресле. Перегнулся через соседнее сиденье и склонился над — спящим? Потерявшим сознание?
Он ожидал увидеть на шее, но там не было. Тогда он приподнял одеяло, чтобы посмотреть на запястья. Это оказалось затруднительно — из-за кожанки, которую страйдер, несмотря на жару, так и не снял. Антон случайно задел подкладку пальцами …
Она была твердой, заскорузлой. Сквозь запах спирта пробивался запах крови.
Бледная рука метнулась и сжалась у Антона на горле. Мелвилл хлопнулся на пол.
«Помирай, милая, помирай, милая, помирай — у-ха-ха! — моя чорнобривая…»Он
Хлопнувшись на сиденье «варколака», Антон увидел направленное прямо в лицо дуло пистолета.
— Вычислил. Молодец, — голос страйдера был тихим, как шелест железа о железо. — И что дальше будешь делать?
Растирая отдавленную шею, Антон лихорадочно подбирал слова. А вдруг я ошибся, и он — обыкновенный псих? Мало ли, что пишут о Ростбифе и что писал он сам… почему его человек не может быть просто психом? Вот возьмёт и нажмёт сейчас на спуск. И всё.
«А де мене поховаєш, милий мiй, миленький? А де ж мене поховаєш, голуб мiй сизенький? В бур'янах, милая, в бур'янах, милая, в бур'янах — у-ха-ха! — моя чорнобривая!»— Вы — Андрей Савин? — тихо спросил он.
— Я — человек с пушкой. А ты — человек без пушки. Так исторически сложилось. И я спросил первым. Так тоже исторически сложилось. Скажи, что ты намерен делать дальше?
— Я… — Антон попробовал улыбнуться. — Я бы сел на свое место. Если вы не возражаете. Потому что ваш друг вот-вот придёт, и…
— Он мне не друг, — террорист убрал пистолет.
— Он вам… он вас…
— Нет, — террорист ответил так резко, будто вопрос Антона его задел. — Он держится.
Антон пересел на своё место.
— Кто ты? — спросил Савин, чуть повернув к нему голову.
Он мало походил на того Савина, растиражированного сейчас по всем каналам. Даже не потому что лицо разбито — сами черты другие. У того были густые брови, пухлые губы и нос «картошечкой». А у этого какое-то… никакое. Антон не был уверен, что через неделю, когда синяки сойдут, узнал бы этого парня.
— Я… — в голове вспыхнули фейерверком все имена, фамилии и даже никнэймы, которыми он пользовался последние полгода. Если я сойду на следующей, а этого человека схватят, он может сказать, нет, он наверняка скажет про меня… — Я ведь могу ответить что угодно. И вы меня никак не проверите.
— Никак, — сказал Савин. — Но ты пришел сюда сам. Поменялся билетом. Задал дурацкий вопрос. Полез ко мне за пазуху. Тебе что, жить надоело?
— Мне не надоело, мне некуда.
Террорист фыркнул.
— Я понимаю, что глупо звучит, — поспешил сказать Антон. — Я тоже прятался, и сейчас прячусь, но без цели это очень трудно. Казино в конце концов всегда выигрывает, понимаете?
— Нет, не понимаю, — террорист ухмыльнулся.
Антон против воли покраснел.
— Если бы я был просто гражданин и вас заметил, я бы не стал… мешать. Но мне все равно теперь опять бежать. И я искал, я сюда приехал — искать. И я вам нужен. Ваш друг — ладно, не друг — курит и пьёт, чтобы заглушить запах крови. Ему труднее с каждым разом. Если вы прогоните меня — он может сорваться. А я могу менять вам повязки, в туалет водить. И трое — не двое.