В чём измеряется нежность?
Шрифт:
— Имитация, моя девочка, — холодно поправил он её, — это называется имитация.
— Да. Вот эта вот имитация, — повторила она, усваивая «взрослое», научное слово. — Конечно, глупо было делать их очень похожими на людей, но раз они похожи, то унижать их не стоит.
— Но машина должна служить человеку, а не отнимать у него и без того катящийся в пропасть мир. Земля охвачена экологическими проблемами, перенаселена, уже не в состоянии прокормить всех живых, и что сделали мы? Наплодили искусственных людей, чтобы бесповоротно поставить крест на собственном выживании. — Его верхняя губа отчаянно дёрнулась, он нервозно пригубил вина.
—
— Хах, да и кто теперь это вообще позволит? — презрительная усмешка.
Роджер неотрывно глядел на дочь и всё вспоминал сегодняшний разговор на выходе из Департамента.
Поздний вечер выплюнул на небо белую крошку звёзд, ледяной ветер забирался за ворот пальто, и мистер Эванс жалел, что не накинул шарф, который ему утром безуспешно пыталась всучить Кларисса, уверяя, что к ночи-то он пожалеет, что не послушал её. Он и жалел. Но, разумеется, ей не скажет об этом. А то ещё привыкнет пользоваться своей правотой.
— Детектив Эванс.
Дежурно-учтивый, приятный голос, так раздражавший Роджера.
— Коннор? — Обернулся Роджер, вставляя в зубы сигарету. — Что случилось?
— Ничего, что было бы связано с работой. — Он сосредоточил взгляд на сигарете.
— Только быренько, я к ужину тороплюсь, — с натянутым дружелюбием протараторил мистер Эванс, желая поскорее избавиться от компании андроида.
— Полагаю, для вас не секрет, что мы с вашей дочерью стали весьма дружны.
«Тоже мне новость, — промелькнуло в голове детектива, пока он прикуривал, — смазливенький андроид подружился с ребёнком! Чего ему надо от меня?»
— Ну, да, в курсе: трещит о тебе целыми днями.
Отрывистый смешок, сброшенный пальцем вниз листопад пепла.
— Просто хотел попросить вас оказать мне услугу… Пожалуйста, не говорите Мари о том, кто я. Что я, — смиренно поправил себя Коннор. — Знаю, что прошу о многом, и вы можете мне не верить, но её чувства много значат для меня, и я не хочу, чтобы она расстроилась, узнав правду.
«Как же всё-таки интересно выплясывают нули и единицы внутри этой пластиковой тыквы: «её чувства много значат для меня»! Я почти поверил, что он действительно испытывает к ней человеческую теплоту… И всё-таки, чего мне стоит? Он железка без либидо, не уверен, что у него вообще есть хер между ног, так что ей с ним вроде безопасно, несмотря на то, что выглядит он как взрослый мужик. Мари после смерти Бет и так несладко, пусть хотя бы тешит себя дружбой с услужливым болванчиком».
— Что ж, детям и не нужно знать всей правды, для них, пожалуй, так лучше. Будь ты настоящим мужиком, я бы переживал, разумеется. Только это, не обижайся, ладно? Ничего личного.
— Глупо обижаться на правду.
«И всё, вот так просто? Даже не мучается, что кто-то будет лгать его дочери? Мне это, конечно же, удобно, я этого исхода и ждал. Вот только ответ меня не успокоил и не обрадовал».
— Значит, договорились. По-мужски, — важно подытожил Роджер. — Доброй ночи. — Взглянул напоследок в его сторону и двинул к дому.
Коннор впервые заострил внимание на цвете глаз мистера Эванса: красивый бледный фисташково-зелёный. В точности как у Мари.
***
— Угадай, что изменилось?
Вытянула шею и захлопала ресницами.
— Уши проколола, — без промедлений отметил Коннор. Разумеется, он понял
— В школе вот никто не заметил! Кроты. Я даже специально волосы собрала в пучок, чтобы видно было.
Они направлялись в любимый книжный магазин Мари. День стоял безветренный и солнечный, подтаявшие лужи блестели в рыжеватых лучах, люди и андроиды сновали вдоль проезжей части, как муравьи по рабочим тропкам. Впереди Коннор приметил символ прошлого — специализированную остановку для андроидов: она была наполовину разбита и исписана лозунгами 2038-го года. Из-за муниципальной бюрократии её снос отложили, и остановка продолжала раздражать горожан своей бесполезностью и унылым видом. Коннор заметил, что Мари изменилась в лице, когда провожала её взглядом. Девочка беспокойно подняла глаза, наблюдая за движением скоростного поезда, затем окинула взглядом идущих навстречу пешеходов и вдруг схватила Коннора за руку, с силой сжав его пальцы.
— Эй, ты чего?
Мимолётно и ласково погладил свободным большим пальцем её костяшку.
— Ничего, — отстранённо шепнула она, уткнувшись носом в красный шарф. — Синтетический мир, наполненный синтетическими людьми, — добавила расколовшимся голосом, сжав его пальцы сильнее.
Коннор стиснул зубы и вообразил свой диод, брошенный в белом ящичке ванной комнаты, окрасившийся в жёлтый цвет. «Да, я буду лгать. Чтобы ты не отпускала мою руку и не боялась». Синтетический мир громыхал по рельсам и сигналил голосом автомобильных гудков им вслед. До книжного оставалось полмили, и последние несколько минут ходьбы Коннор с машинной холодностью считал про себя расстояние.
— А знаешь, какой завтра день? — спросила Мари, как только они подошли ко входу в магазин.
— Семнадцатое ноября, — без эмоций ответил он.
— Ровно год с нашей первой встречи, — нежно улыбнувшись, сказала она и прискоком вошла внутрь.
«Целый год. И почти пять месяцев — если быть точным, сто сорок три дня — мы беспрерывно поддерживали связь. Теперь я понимаю всю глубину удивлённых причитаний Хэнка «как быстро время летит»: дело не в скорости, которую уж я-то точно могу просчитать до секунды, а в отсутствии или наличии рядом определённых людей. Просто однажды ты оглядываешься назад и понимаешь, что стал с кем-то очень близок или безнадёжно далёк», — Коннор замешкался на пару секунд и проследовал за Мари.
С порога на посетителей набросился запах типографской краски, разноцветных леденцов с кассовой зоны и лёгкий душок кошачьего корма, которым владелец угощал поселившегося здесь пушистого приятеля по кличке Стефан. Внутренняя отделка помещения едва ли удовлетворила бы взыскательный вкус: жанровые зоны не имели и крупицы общего стилистического оформления, выглядели совсем уж несовместимыми — вылетали навстречу как черти из табакерки: одни ярко покрашенные и увешанные неоновой подсветкой, другие словно явились прямиком из двадцатого века, третьи были с претензией на барокко — очень облупленное и очень неуклюжее барокко. Но кругом чисто и уютно, пусть не совсем опрятно: небольшой беспорядок был скорее элементом разношёрстного декора, чем проявлением пренебрежения со стороны покупателей или хозяина. Стена пестрела старыми плакатами и стикерами, была украшена причудливой мозаикой из пластинок и компакт-дисков.