В чём измеряется нежность?
Шрифт:
Шорох гадких паучьих лап прекратился.
Вздохнула с облегчением. Мари разжала влажные пальцы, и пакет с обедом скатился по гладкой ткани платья на чёрный блестящий пол. «Упс!» — вырвалось у неё, заполошно подскочила и юркнула под стол за пропажей, краснея от стыда из-за своей неуклюжести. «Только бы он на меня не смотрел, только бы не смотрел», — мысленно волновалась она и завела назад одну руку, проверяя, не задрался ли подол.
— Всё в порядке?
Даже не оборачиваясь, Мари почувствовала в этом голосе ласковую улыбку.
— Да, да! Всё супер! Уронила
Поднялась, утёрла запястьем взмокший лоб, убрала за уши взлохмаченные пушистые пряди, оправила складки платья и чинно уселась обратно. Боковым зрением наблюдала, не идёт ли он к ней.
Не шёл.
Положила отцовский обед на стол, затем гибким и энергичным движением поднялась с кресла и плавно направилась к столу напротив. Спряталась за белой доской стола Андерсона и со шпионской осторожностью вытянула шею так, что из-за края одни только любопытные глазёнки виднелись.
— Здравствуй, Коннор.
Приглушённый смешок. Обошла край стола Хэнка и остановилась рядом.
— Привет, Мари. — Он открыто протянул ей руку.
Она на секунду призадумалась, вглядываясь в его приветливый жест, и смело вложила маленькую кисть в ладонь Коннора. Его тёплые пальцы аккуратно сомкнулись вокруг тонюсеньких пальчиков с облупившимся салатовым и голубым лаком на ногтях, Мари принялась задорно и деловито пожимать ему руку с шалопайской улыбкой.
— Ты к отцу заглянула? — Он просканировал пакет с обедом на столе Эванса. — Насколько я знаю, вернётся он не раньше, чем через полтора часа.
— Так поздно? Всё остынет к этому времени и будет невкусным. — Мари огорчённо надула губы. — Это всё наша дурацкая плита! — пожаловалась она, всплеснув руками. — Я знаю, Кларисса не виновата, — оправдывала мачеху так, словно та могла её услышать, — это случайно получилось: она папе обед готовила, а он сгорел. Дома настоящий туман стоял! — Расхохоталась и начала мять верх подола. — Пришлось купить готовый. Хотя, ты знаешь, всё готовое какое-то безвкусное. Я люблю когда еда из свежих продуктов…
Она умолкла на полуслове и удивлённо уставилась на собеседника: он всё ещё внимательно слушал её болтовню и, судя по всему, даже не собирался просить «подойти попозже, а то он сейчас занят».
— И? — протянул он, заинтересованно вздёрнув брови.
— У меня на подоконнике растёт зелень, — на авось пробормотала она, прощупывая его участливость.
— А какая? — Коннор быстро листал папки, коротко посматривая на страницы, но старался не терять зрительного контакта с Мари.
— Да всякая там… — Она принялась ковырять кончик бумаги, торчащей из стопки документов. — Базилик, петрушка… Когда буду в этом больше понимать, хочу на заднем дворе в парнике свои овощи выращивать, чтобы не покупать эту синтетическую гадость из магазина. — Мечтательно-небрежным движением поправила звено ожерелья в виде белого клыка. — Сейчас вокруг и так всё искусственное, даже люди… Хочется, чтобы меня окружало как можно больше чего-то настоящего, — задумчиво изрекла она и прикусила губу.
Коннор поёжился в кресле, ощутив себя неуютно, и виновато посмотрел на Мари: «Как нелепо. Выходит,
— А сколько тебе лет? — праздно полюбопытствовала она.
«И правда, сколько мне? Два года — просто смешно. Я знаю больше тебя, но видел меньше, чем ты. И мой ответ будет ложью. Просто ложью, чтобы ты не волновалась. Презирать себя буду потом».
— Двадцать пять, — с фальшивой уверенностью машины констатировал он и потёр подбородок согнутым указательным пальцем, — недавно окончил полицейскую академию.
— Да ты здесь самый молодой. — Затем она заговорщически понизила голос и наклонилась к его уху, хихикая: — Среди этих вечно брюзжащих стариков!
— Ну, они не без недостатков, — он издал добрый смешок, — но, безусловно, стоят уважения. Хотя бы потому, что это профессионалы с большим опытом, которые много лет охраняют покой жителей Детройта.
— Ты так слащаво ответил, потому что я малявка, которая ничегошеньки не понимает?
Хитренько прищурилась и состроила ему гримаску.
— Да я не… я так не считаю, я…
Коннор увлечённо повёл головой и ухмыльнулся: «Надо же какая! Сама себе на уме. И сканер не нужен, чтобы насквозь видеть».
— Но ведь кто-то же тебя бесит?
— Вообще, если честно, — он приподнял голову и поглядел вправо, — Гэвин меня бесит. А если быть совсем уж до невозможности честным: мы оба бесим друг друга.
Коннор тихо рассмеялся, и Мари почувствовала, как у неё начало покалывать пальцы ног от счастья: ей давно никто искренне не смеялся.
— Могу тебя понять: морда у него неприятная, всё время побитая какая-то, и ржёт он как лошадь да ещё и сам над своими же глупыми шутками.
— Думаю, это следствие одиночества и неблагополучного детства. Он из тех парней, кто изо всех сил пытается доказать воображаемым родителям, что он чего-то стоит. Поэтому унижает других, чтобы не чувствовать себя пустым местом. Так что да, он меня, несомненно, бесит, но я не держу на него зла.
— Ты такой хороший, — прямо и с теплотой произнесла Мари.
— Я не считаю себя хорошим.
«Хороший? Так странно. Я по-прежнему лишь чёртова машина, которая создавалась, чтобы быть тактичной и услужливой. Негативные эмоции мне кажутся деструктивными, и я постоянно избегаю ситуаций, в которых могу ранить людей злобой или агрессией. Я хороший? Нет. Я просто до сих пор не научился быть кем-то большим, чем «пластиковым болваном», который удобен всем вокруг и никого не способен задеть».
— Может быть, сам не видишь просто, но вообще-то ты добр к окружающим и… тебе не всё равно. — Забралась коленями на стоящее подле стола кресло и сложила на его спинке руки. — И ещё ты спас меня… Теперь вот слушаешь всякую чепуху, которую я тут несу, а для этого вообще-то нужно огромное мужество!
Она лучисто захохотала, и крупные звенья в виде клыков на её шее задорно забряцали, ударяясь друг о друга.
— Какое интересное у тебя ожерелье. — Коннор кивнул в сторону её украшения и между тем подумал: «Мне нравится твоя чепуха».