В чужом небе
Шрифт:
Лицо полковника Козыря рассекла хищная улыбка. Он, наконец, добился своего - корпус облоги теперь уже не успокоится. Пришло его время - время шашки и винта. Время действия. И никакой Торопец, который вопреки имени, никуда никогда не торопится, его уже не остановит.
Смена звания ничуть не изменила Хлада - пускай он раньше звался генералом, а теперь только начальником штаба, но это был всё тот же Хлад. Страшный человек, про которого ходило просто невероятное количество самых пугающих слухов. Он коллекционировал их и старался соответствовать. Поговаривали, что сам Чёрный барон - человек жестокий и отнюдь не чуждый насилия, опасается его. Не было у народников более страшного врага
А вот теперь в армию, которой командовал Будиволна, Хлада назначили начальником штаба. Он прибыл на бронепоезде прямо из столицы, привёз с собой целый эшелон подкрепления. Всё больше молодогвардейцев. Теперь среди них были в основном конники - лихие ребята в синих куртках с позументом и красных штанах, вооружённые карабинами и шашками. Они очень нравились славному коннику Будиволне, и с их командиром он сразу попытался завести дружбу. Однако дружбы не получилось. Командир молодогвардейцев оказался таким же нелюдимым и мрачным, как и комдив Кудряй. Хотя имя у него было задорное, никак не подходящее к поведению - звали его Улыба. Вот только улыбался он редко.
Первое же заседание штаба стало для Будиволны настоящим испытанием. Он не забыл дурацкого инцидента, приключившегося во время его обучения в академии у Хлада. Не забыл его, конечно же, и сам Хлад. Запавшие глаза начштаба, напоминающие два пистолетных дула, глядели на командарма с заметной иронией. Будиволна старался её попросту не замечать, но получалось у него плохо. Потому говорил Хлад как всегда язвительно и в выражениях не стеснялся.
– Подкрепления присланы вам, товарищ командарм, не для того, чтобы разбазаривать их в атаках на Сивера. Не этот самопровозглашённый атаман наш враг в Прияворье. Он и его гайдамаки всего лишь досадная помеха на пути к Гетману и войскам Блицкрига.
– Но эти вот гайдамаки нас сильно треплют, - ответил, стараясь говорить как можно спокойнее, Будиволна.
– А Болботун упёрся на своих рубежах - и без решительных действий нам его не выбить. Мелкие же бои только изматывают и обескровливают нашу армию.
– Не столь сильно, как обескровит её бой с этим самым Болботуном, который действительно хорошо закрепился на своих позициях. Я не отрицаю, что прорывать его линию обороны надо, но для начала необходимо понять, куда нанесут удар основные силы Сивера - все его синежупанники с красножупанниками. Мы должны планомерно давить на Болботуна, тем более, сил у нас заметно прибавилось. Когда же Сивер, а если быть точным, то Торопец решится, наконец, хотя на какие-то действия, вот тогда мы и ударим всей силой. Единым кулаком.
– У Торопца только две дороги, - заявил Будиволна.
– На столицу Гетманской Державы, или на нас.
– Вот именно, - кивнул Хлад, - и как только он пойдёт по одной из этих дорог, мы либо ударим ему в тыл, смяв измотанные боями полки Болботуна, либо ударим навстречу, и разобьём в одном сражении. Возможно, кровопролитном, но после него Прияворье навсегда забудет о Сивере и его гайдамаках, а мы двинемся всеми силами на Гетмана.
– Ну а если Торопец ни на что не решится?
– задал не слишком-то нужный вопрос Будиволна, хотя ответ был ему понятен ещё до того, как он начал произносить первые слова.
– Тогда
Будиволна бросил на него удивлённый взгляд. Лицо Хлада исказила его знаменитая неприятная усмешка - вот только сегодня в ней было очень много печали.
По окончании заседания штаб постановил идти на город. Болботун ещё какое-то время продержится против народников, а если и нет, то слава его - герою Прияворья. Главной же целью гайдамаков был город, ставший столицей Гетманской Державы. Взяв его, Сивер становился не просто атаманом, но правителем этой, наверное, самой молодой страны. И уже сам мог вести переговоры с кем угодно, хоть с Котсуолдом, хоть с Блицкригом, хоть с Заокеанией.
Город брать надо было, в самом деле, быстро - на пику, на шашку. Долгую облогу устраивать уже некогда - с тылу поджимают народники, и сколько ещё продержится Болботун, непонятно. Руководить атакой выпало никому иному, как полковнику Козырю. Ведь он так страстно призывал к действию, что распалил в душах гайдамаков настоящий пожар. И покуда этот пожар не утих - надо было вести армию Сивера в бой. Да и все согласились, лучше Козыря со стремительной атакой на город никто не справится. Так в одночасье из командиров полка Козырь стал командующим всеми гайдамацкими силами.
К чести его надо сказать, что полковник не растерялся даже в первые минуты, когда старшины приняли решение. Он поднялся со своего места, поклонился старшинам, как положено, и обратился к полковнику Торопцу.
– Ты славно город обложил, спадар, но теперь пришло время его взять.
И сжал правую руку в кулак.
Этот жест особенно пришёлся по душе старшинам.
И вот теперь конно-партизанский полк Козыря первым шёл на город. С помощью всё того же Торопца был разработан план стремительного взятия Гетманской столицы. Гайдамаки шли тремя большими колоннами, беря город в своеобразные клещи. Им предстояло столкнуться не только с недавно сформированными стрельцами, но и с куда более опасным противником, которым являлись блицкриговцы фельдмаршала Брунике. Разведка докладывала, что город очень хорошо укреплён, и что атакующих встретят не только штыки и пулемёты, но батареи орудий.
Казалось бы, стоит поглядеть на город через бинокль - и идти на штурм расхочется в одночасье. Все ближние пригороды и слободки укреплены не хуже фортов в том же Соловце, щетинятся орудийными стволами. Да и сам город представляет собой настоящую крепость. Весь вид его говорит - только сунься, вражина, мигом получишь такого пинка, что и думать забудешь о том, чтобы снова лезть в драку.
Да только ничего из этого не могло смутить отчаянных гайдамаков. Если уж решили они взять город - как бы ни был тот укреплён, а они его возьмут. Не считаясь с потерями.
– Так, хлопцы, - кивнул Козырь, опуская бинокль, - мы вовремя вышли на рубеж. Теперь ждём ракеты от остальных командиров направлений.
Как только полковник стал командующим всей гайдамацкой армией, в нём словно поубавилось былой лихости. Её сменила какая-то неведомая ранее степенность, которая присуща обыкновенно только старшинам. «Эдак наш полковник скоро трубу с чубуком курить зачнёт», - добро посмеивались гайдамаки конно-партизанского полка. Они-то знали Козыря совсем другим.
Вот в небо взлетела синяя ракета - значит, синие жупаны подошли на позиции. Не отстала от неё и зелёная - это уже немногочисленная артиллерия.