В долине Маленьких Зайчиков
Шрифт:
Праву чувствовал, что не привел убедительных доводов, и жалел, что рядом нет Ринтытегина, который умеет говорить убедительно и ясно, не заботясь о красивой одежде для своих мыслей.
И, как бы торопясь к нему на помощь, в коридоре послышался громкий голос Ринтытегина.
Распахнулась дверь, и председатель сельсовета остановился на пороге. Он был в дорожной кухлянке.
– Скорей собирайся, Праву!
– У меня тут ученые люди, Ринтытегин…
– Черт с ними, собирайся!
– Что случилось? – спросил Праву.
– Коравье
Инэнли, привезший страшное известие, примчался на собаках. На его нарту сели Ринтытегин и Вээмнэу. Праву, Геллерштейн и милиционер Гырголтагин поехали на тракторе.
Перед выездом Ринтытегин позвонил на строительство комбината, попросил выслать вертолет.
Поземка застилала смотровое окно трактора. Праву торопил Мирона, но тракторист ехал осторожно: речки и тундровые озера еще не успели накрепко замерзнуть, легко можно было провалиться.
Недалеко от пышущих горячим паром Гылмимылов догнали нарту Инэнли. Собаки выбились из сил, таща нарту по голой земле около незамерзающих источников.
– Пересядем на трактор! – скомандовал Ринтытегин. – Может быть, нас еще догонит вертолет.
– Полетит в такую погоду вертолет? – усомнился Гырголтагин.
– Вертолет – не знаю, а летчик Пенкин полетит, – сердито отрезал Ринтытегин.
Трактор снова пополз по заснеженной тундре. Все молчали. Перед Праву стоило лицо друга таким, каким он его видел в последнюю встречу. Коравье был возбужден и радовался удачному началу учебного года. Он мечтал о том времени, когда в стойбище откроется большая школа, куда пойдут учиться не только дети, но и древние старики.
Гырголтагин вытащил из полевой сумки блокнот и положил на колени. Ринтытегин неодобрительно поглядел на него:
– Что ты собираешься делать?
– Мне надо занести в протокол сведения, – строго ответил Гырголтагин.
– Какие еще такие сведения?
– Это мое дело, – угрюмо буркнул милиционер.
Впервые Гырголтагину представлялась возможность проявить служебное рвение. В Торвагыргыне он был занят меньше всех. С утра до вечера ходил по поселку и ко всем придирался. Недавно заставил Геллерштейна собственноручно выкопать дохлую собаку, захороненную в неположенном месте. Человеку навеселе лучше было не попадаться на глаза Гырголтагину – за один запах спиртного он мог составить протокол.
За шумом тракторного двигателя никто не слышал, как подлетел вертолет. Его заметили тогда лишь, когда он пошел на посадку неподалеку от трактора. В вертолете были Иван Николаевич Аникеев и врач.
Быстро перебрались в вертолет и поднялись над тундрой.
Праву приник к окошку и вскоре сквозь пелену летящего снега увидел сбившиеся в кучу яранги стойбища Локэ. Среди них резко выделялось новое здание школы. Перед ярангой Коравье толпился народ.
Вертолет опустился рядом с толпой, разогнав жителей стойбища, не видевших раньше так близко эту железную птицу.
Праву бросился в ярангу. Оттуда не доносилось ни звука, и эта тишина отозвалась болью в сердце Праву. Люди молча расступились перед ним.
В чоттагине сидел Валентин Александрович Личко. Росмунта с опухшим от слез лицом наливала в примус керосин. Мирон лежал в коляске и удивленно таращил глаза на незнакомых.
За поднятым пологом видно было тело Коравье, покрытое белой оленьей шкурой.
Рыдания подступили к горлу Праву. Он шагнул к изголовью, но Росмунта поймала его за руку.
– Он спит, – сказала она.
– Что ты сказала?!
– Он спит, – приложив палец к губам, повторила Росмунта.
– Он жив?!
– Да. Только сильно ослабел. Потерял много крови.
Наташа Вээмнэу и врач комбината подошли к спящему Коравье и знаком попросили остальных выйти из чоттагина.
Валентин Александрович рассказал, как все произошло.
Пастухи собрались перегнать оленей на новое пастбище, но когда явились в стадо, их встретили Арэнкав и Мивит, которые кололи оленей. Никакие увещевания не помогли – старейшины даже не слушали пастухов. Погрузили туши на нарты и куда-то повезли. Пастухи обо всем рассказали Коравье: пусть он попросит защиты у Советской власти от расхищения оленей. Решено было не допускать в стадо ни Арэнкава, ни Мивита.
Через несколько дней Арэнкав и Мивит вернулись. Их нарты были нагружены товарами и спиртом. Разгневанный Коравье с помощью членов совета отнял у них спирт и вылил в реку Маленьких Зайчиков. Арэнкав и Мивит после этого долго не выходили из яранг. Видимо, у них еще оставался спирт, но они вели себя тихо. Собравшийся было в Торвагыргын Коравье отложил поездку: было много дел в стойбище.
Вчера вечером Коравье ушел в стадо и не вернулся. Ночью его нашли пастухи. Он истекал кровью. Шея и грудь были в ножевых ранах…
– Праву, – послышался голос Росмунты, – Коравье хочет тебя видеть.
Праву вошел в чоттагин. Первым делом он пытливо посмотрел на лица врачей. Наташа ободряюще улыбнулась:
– Проходи… Все хорошо…
Праву подошел к изголовью и опустился на колени.
Раны Коравье были заново перебинтованы. Он не мог повернуть головы, и Праву пришлось над ним наклониться.
– Праву, – прошептал раненый. – Я очень рад, что остался жив… Очень рад… Так хорошо быть живым!
11
С того дня, когда на Коравье было совершено покушение, прошел почти месяц.
На первом же допросе Арэнкав и Мивит во всем сознались. Милиционер Гырголтагин гордился, что ему раньше других пришлось снять допрос с таких опасных преступников.
Судили Арэнкава и Мивита в Торвагыргыне. На судебное заседание, длившееся три дня, приехали пастухи из колхозных бригад, жители стойбища. Из далекого прибрежного села прибыли старики, которые когда-то хорошо знали покойного Локэ и его друга – американского торговца.