В духе Агаты Кристи
Шрифт:
— Так зачем же туда идти? — возразил я.
— Как зачем? Как это зачем? — возмутилась она. — Да ты представляешь, если накупят таких штук! Ты вот понял — и раздавил ее, а кто-то и не раздавит! Мы спросим, кто выпускает эти переключатели, и поедем на завод. Или напишем. Всем классом. Мы в Верховный Совет напишем. Пусть там разберутся, пусть прекратят делать эти штуки. Нельзя же, как ты не понимаешь?
— Понимаю. Пойдем, — сказал я.
10.
В полутемном зале магазина покупателей вообще не было, ни одного. Так же светились тринадцать телевизоров, из них девять цветных. Кучерявый паренек в сером халате с яркой брошкой «В. Э.» нес из подсобки стопку красивых коробок.
— ДПБ есть? — спросил я его.
— Что? — с неудовольствием переспросил он.
— А Жанну можно?
Парень удивленно взглянул на меня:
— Какую Жанну?
— А вот. Она за этим прилавком. Торгует. Беленькая такая. Блондинка.
— Петь! — крикнул парень.
Из подсобки вышел другой парень, тоже молодой, но уже с заметной лысинкой.
— Вот, — сказал кучерявый. — Вот он за тем прилавком. Никакой Жанны тут не работает.
— А Иннокентий Иванович?
— Иннокентий Иванович? — Кучерявый задумался. — Не знаю. Петь?
Петя пожал плечами.
— Директор. Тарас Бульба, — объяснил я.
— Заучился ты, видать, кореш, — сочувственно сказал кучерявый. — Тарас Бульба. Пульхерия Ивановна. Девочка, иди, прогуляй его по улице, пусть мозги продует.
— Ну хоть скажите, дистанционный переключатель у вас есть? — крикнул я.
— Будет, будет, успокойся, — сказал Петя. — Заходи лет через пятнадцать, будет…
Мы вышли на улицу.
— Но ведь все это было! — сказал я. — И ДПБ, и Тарас. Ты мне веришь, Жанна?
— Верю, — сказала она. — Идем, ладно.
НИДЕРЛАНДСКОЕ ИНТЕРВЬЮ
ВОПРОС: Ваше самое сильное впечатление от Голландии?
ОТВЕТ: Вот представьте: мы сидим за столиком на берегу залива в рыбацком поселке, пьем голландское пиво…
В: Хорошее пиво-то?
О: Плохого голландского пива не бывает. Вы не перебивайте, пожалуйста. Итак, сидим, а рядом примостилась голландская кошка, трудится над голландской свежей рыбкой. Неведомо откуда появляется жизнерадостный голландский кабыздох, белый и пушистый. Он дружелюбно кружит вокруг кошки, желая разделить с ней трапезу. Та, эгоистка, выставив локти, методично поворачивается к попрошайке спиной. Озадаченный холодным приемом, песик минуту думает, потом решительно поднимает ногу и окропляет скупердяйку. После чего весело убегает.
Я подумал: наши, советские, собаки так не поступают.
В: А вы не подумали, что государство, посылая вас в командировку, зря только тратило дефицитную валюту? Ничего себе впечатление…
О: А вы ждете обычного скулежа о том, что у них в магазинах, ах, вы представить не в силах, есть всё-всё, что вам хочется и чего не хочется? Сколько же можно травить нашего потребителя? А я вот считаю, что при всем ихнем изобилии голландцы, выигрывая материально, проигрывают морально.
В: Как это?
О: Ну вот вам пример. Королевство производит сто тридцать сортов сыра. И любой сорт можно купить без очереди. Но я вспоминаю своего распаренного соотечественника, выдирающегося из толпы с судорожно зажатым в руке куском сыра неопределенной формы и неопознанного сорта. Я сравниваю его безумно счастливое лицо с безразличной физиономией голландского сыроеда… Нет, нидерландцы лишены наших радостей, и надолго. Пожалуй, навсегда.
В: А сколько же сыра там дают в одни руки?
О: По-моему, мало. Граммов сто пятьдесят, от силы двести, да еще тонко нарезанного.
В: Я слышал, что Голландия — удивительно чистая страна, что хозяйки каждое утро моют с мылом фасады своих домов плюс прилегающий кусок улицы. Это соответствует истине?
О: Я видел, как владелец магазинчика заново покрывал стерильно белую дверь своего заведения слоем столь же стерильно белой краски. Мне показалось это разгильдяйским расточительством. Наши ремконто-ры запланировали бы обновление подобной двери год этак на две тысячи десятый, не раньше. А потом перенесли бы срок еще на два года.
А насчет хозяюшек… Я специально рано утром выходил на их поиски. Да, ко многим фасадам прислоняют длиннющие лестницы, и спортивнее молодые люди швабрами протирают окна. Правда, особо глазеть на них не рекомендуется: лучше, гуляя, внимательно смотреть под ноги, иначе рискуешь вляпаться в — как бы поделикатнее выразиться? — человеческие экскременты. Фекалии, иными словами.
В: Ну уж… В европейской передовой стране? Ваше наблюдение — не рецидив ли времен старой доброй «холодной» войны?
О: Да нет, это правда. Говорят, что запрет испражняться на улицах якобы ущемит права человека. Безусловно, отбросы эти принадлежат отбросам общества: наркоманам, бродягам, уличным нищим — неизбежной пене на берегах такого портового города, как Амстердам. Но важно, что к восьми часам утра город блещет чистотой.
В: Простите за некомпетентность, но у них столица все-таки Амстердам? Или все-таки Гаага?
О: Этого, по-моему, и сами голландцы до конца не понимают. Вроде бы столица — Амстердам, а парламент, резиденция королевы, посольства — все это в Гааге… Надо бы им с этим разобраться. Так же, как и с названием страны. То ли Голландия, то ли Нидерланды… Странно все это. И подозрительно.