В духе Агаты Кристи
Шрифт:
«Ча-ча-ча!» — задорно покрикивала кубинка. На девяти экранах она была расцвечена, как праздничный салют — красная, зеленая, желтая… На остальных — черно-белая.
На каждого пацанчика приходилось шесть с половиной экранов. Это в наш век дефицита было чересчур роскошно, я подошел и встал рядом. Теперь на каждого пришлось четыре с третью экрана и четыре с третью белозубых кубинки.
Поглазев, я подошел к голубому пластиковому прилавку, за которым маялась без работы молодая продавщица в сером фирменном халатике с большой эмалированной брошкой-монограммой в виде букв «В. Э.».
— Что, племянничек, желаешь? — спросила продавщица. — Дистанционный переключатель?
Я оторопел:
— А… откуда вам…
— Не первый день работаю, — улыбнулась девушка. — Тебе ДПБ?
— Что это — ДПБ? — смущаясь, спросил я.
— Ну, ДПБ — бесконтактный значит. Дистанционный бесконтактный, ясно?
— Нет, — признался я. — Как это — бесконтактный?
— Да ты и правда тугодум, — засмеялась продавщица и встряхнула гривой платиновых волос. — Вот, смотри. Кстати, последний остался, повезло тебе. Видишь, ни провода, ни штекера, ничего нет. Бери его в руку, как пистолет, и дулом направляй на экран. А большим пальцем нажимай на кнопку. Четыре кнопки, и над каждой цифрочка, видишь: ноль, один, два, три. Усек? На какую кнопку надавишь — такая программа и будет. Демонстрирую! Нацеливаю на крайний телевизор. Раз!
Кубинку на крайнем телевизоре как ветром сдуло, появился жирный в очках дядька и забубнил что-то об открытых разработках угольных бассейнов. О том, как производительность труда резко повышается, а себестоимость угля резко снижается как раз из-за того, что разработки — открытые.
— Два! — скомандовала девушка.
На смену дядьке появился нелепый мульт-утенок, который с деловитым кряканьем вылезал из озера. На берегу, за кустом, нетерпеливо елозила лисица. Пацанчики переметнулись к утенку.
— И выключить можно?
— Ну! Для того и нолик на шкале.
Она нажала нулевую кнопку. Лиса с утенком сжались в световое пятнышко и исчезли: экран потух. Пацанчики снова уставились на кубинку.
Я стоял, немного обалдевший, раздавленный техническим прогрессом. Сколько же такое чудо может стоить?
Точно угадав мои мысли, девушка сказала:
— Ну, берешь? Два восемьдесят пять в кассу. Последний, учти.
Два восемьдесят пять у меня имелись, и я стал владельцем сказочного прибора. Он и выглядел-то сказочно, напоминая собой застывшую медузу. Его корпус был сделан из какого-то полупрозрачного материала. Под корпусом перемещались узкие тени, мерцали зеленоватые лучи. Только направляющий ствол и кнопки были изготовлены из золотистого металла, бронзы, что ли.
— Работать не будет или еще что, — пристально глядя на меня черными раскрашенными глазищами, сказала продавщица, — неси прямо ко мне, ни к кому другому, договорились? Если меня на месте не будет, спросишь Жанну, меня зовут Жанна. Хорошо?
Позади прилавка открылась узкая дверца и из нее высунулся угрюмый и лысый человек с модными печальными усами, как у Тараса Бульбы. Человек был очень старый, лет, наверное, за сорок. На его груди тоже сверкали буквы «В. Э.».
— Жанна, — сказал он. — Накладные на радиозверей проверь. Быстренько.
— У меня же покупатели, Иннокентий Иваныч, — возразила Жанна, снова тряхнув копной пушистых волос.
— Я побуду, — буркнул Тарас Бульба, — иди.
Напоследок, перед тем, как скрыться за узкой дверцей, Жанна обратилась ко мне:
— Осторожней, Саша, с прибором! Аппарат чуткий, высшая электроника.
Я кивнул. Тарас Бульба, набычась, посмотрел на меня.
— Ну так что? — спросил он.
Я пожал плечами:
— Ничего. Купил вот.
— Ну, купил — и ладушки. С комсомольским приветом.
Я вышел из магазина, размышляя об именах. Во-первых, Иннокентий — какое же редкое имя! Я знал только одного человека с этим именем, актера Смоктуновского, и вот теперь этот. Директор, наверное, «Волн». Строгий. А имя — что ж! До революции оно, видно, было л ходу. Но тут я сообразил, что при чем тут до революции! Ведь если директору даже сорок пять, все равно он родился после революции.
А вот Жанна — тоже имя у нас редкое, потому что французское. Тут удивительно было то, что в нашем классе тоже была Жанна. Гиталова. Та самая, которая засадила меня за эту летопись. Вообще я считал, что наделять детей иностранными именами — признак недальнего ума. Все эти Эрики и Эдики хороши за границей, у нас они ни к чему. Кроме Жанны. Я говорю о Гиталовой. Имя ей удивительно шло. Она выглядела типичной парижанкой — тонкая, гибкая, с удлиненным разрезом глаз и веселой челкой, болтающейся на лбу. (Насчет удлиненного разреза сказал наш учитель по рисованию, я сам бы до такого определения не додумался.) А характер у ней гордый, независимый. Впрочем, я об этом уже говорил. И представить ее Машей, Таней или Людмилой я не мог. Только Жанна…
Я рад, что родители не назвали меня ни Эдиком, ни Иннокентием. Александр, Саша — нормально, без никаких претензий.
Тут вдруг я остановился, вспомнив последние слова Жанны-продавщицы: «Осторожней, Саша, с прибором!»…
Откуда она узнала мое имя? Ей-богу, я видел ее первый раз! А как она сказала: «Да ты и правда тугодум». Только папа дразнит меня тугодумом… И потом — какие-то радиозвери… Накладные на радиозверей. Собачья хреновина…
4.
Мне страсть как хотелось опробовать свое приобретение, а только мама была на страже. Я вертелся на стуле, для вида обложившись книгами и тетрадями, а сам следил за ней. Вот — на кухню ушла, это хорошо. Внимание, приготовимся! Если займется глажкой — это надолго, тут есть шанс тихонько включить телевизор. Мне звук ведь и не надо, мне только дистанционное переключение проверить.
И вот, когда терпение мое иссякало, мама выглянула из коридора.
— Санек, я в магазин. Я скоро. Занимайся, пожалуйста, — сказала она, с усилием подтаскивая кверху ушко молнии на замшевом сапоге.
Я деловито кивнул. Сердце стучало. Хлопнула входная дверь. Я вытащил из кармана ДПБ, направил его стволик на телевизор и нажал кнопку «1».
Экран заполнился опрятным полчищем скрипачей. Ими руководил высокий стройный джентльмен. Фалды его фрака покачивались, и в такт фалдам скрипки усердно выводили пронзительную щемящую мелодию.
Дирижер на минуту оглянулся, и мне показалось, что он в курсе моих дел и даже заговорщически мне подмигивает.
— Порядок, — успокоил я дирижера и нажал кнопку «2». По второй программе ничего не было: рано. Только играла бурная поп-музыка и мерцала сетка настройки. То же и на четвертой программе.