В духе Агаты Кристи
Шрифт:
Шел я предельно ходко. Местность вокруг была безлесная, открытая. Ни ивняка, ни рогозовых зарослей. Если даже Вьюн заметит меня первым, удрать ему все равно некуда.
К вечеру следующего дня показалась сосновая рощица. Рядом я заметил костерок. Темнел силуэт палатки.
Я причалил за поворотом, метров за триста, и, крадучись, подошел к бивуаку.
Их там двое было у костра, мужчина и женщина. Лениво плескала волна в борт трехместной байдарки. Женщина сидела неподвижно, обхватив руками колени. Мужчина, как мне показалось, вел себя нервно, часто оглядывался
Лица его разглядеть было почти невозможно: мрак сошел на землю, а костер уже затухал.
Интуитивно я чувствовал, что это Вьюн.
Я решил напасть на него неожиданно, сзади, используя свой любимый и отработанный прием — захват под подбородок с одновременной подсечкой ниже колен. Вот только женщина — она могла помешать. Если она сообщница Вьюна — а скорее всего это так, — то, конечно же, будет помогать не мне. Как назло, под ее рукой лежала компактная чугунная сковородка с ручкой. Пока я скручиваю Вьюна, подумалось мне, ей ничего не стоит врезать сковородкой по моей черепушке. Я бы на ее месте поступил именно так.
А если я ошибаюсь, и это не он, не Вьюн? Тогда женщина примет меня за обычного, заурядного бандита.
Так или иначе, близкого знакомства со сковородкой мне не избежать.
Скверно.
Тогда я решил подождать немножко, приглядеться к обстановке получше.
— Пойду посмотрю, как он там, — хрипло произнес мужчина.
— Ну, чего смотреть, спит, — ответила женщина.
— Перекупался, как бы не захворал.
— А ты кто — отец или дяденька проходящий? Надо было острожить.
Мужчина вздохнул.
В палатке зашуршало, и я насторожился. Детский голос произнес:
— Пап, где ты там? Писать хочу, пап.
Мужчина на четвереньках, как большой неуклюжий зверь, полез в палатку.
Я в темноте почувствовал, что краснею, и возблагодарил судьбу, что не взял с собой Колю…
Позор.
4.
В следующие два дня я обогнал штук пять байдарок и две резиновые надувнушки. Теперь я уже не планировал немедленное нападение на встречных туристов, а спокойно и внимательно их рассматривал.
Вьюна среди них не было.
Енотица оказалась гораздо шире и полноводней Широкой Енотки, и я не удивился, встретив деловито тарахтящую против течения «казанку» с рыбнадзором. Два ражих мужика в тельняшках и резиновых высоких сапогах, в фуражках с «крабами», несмотря на жару.
Я представился, спросил:
— Издалека идете?
— А от самого от озера, — охотно пояснил один, мужик не только ражий, но и рыжий.
— Водохранилища, что ли?
— Эге. Сколько, Егорычев, километров шестьдесят наберется?
Широконосый Егорычев подумал, потом бережно сплюнул в воду и ответил:
— Да наберется. Шестьдесят наберется, если не поболе чуток.
— Туристов
— Не, — сказал рыжий. — Ни одной лодочки нет. Рановато потому что. Через неделю их тут будет, как грязи. Вот тогда работки нам прибавится, а, Егорычев? Сетки ставят, переметы. Даже острогой по ночам балуются. Да, представь себе, с фонарем.
— Ничего себе туристы, — удивился я.
— А ты как думал? — сказал Егорычев. — Ну, не все, конечно, бывают и порядочные, особенно если кто с бабами. Только ты его отличи сначала, порядочного от браконьера. Э! Все стали ушлые. Бывает, на стоянке высадишься, потрепешься с ним, выпьешь даже — люди как люди. Народ, одним словом. Пролетарии всех стран. А случайно взглядом вокруг поведешь…
— Ну уж случайно, — усмехнулся рыжий.
— Случайно, — упрямо повторил Егорычев. — Случайно глянешь — мать твою! Чешуя вокруг рыбья, понял? С полтинник размером. Ой, не удочкой ловлено… А чего? Тут уж, друг, прости меня, разговор со-овсем другой начинается, да!
— А сейчас, значит, никого?
— Сейчас никого, — подтвердил рыжий. — Хотя, стой-ка, Егорычев, а ведь была лодка-то одна. Помнишь? Ну, за Нотным мысом, помнишь?
Егорычев почесался.
— А, да, — сказал он. — За Нотным мысом ветрели лодку. Было. Верно. Палатка стояла. Правильно. Трое там.
— Енотный, наверное, мыс-то? — спросил я.
— Кто знат? На картах не обозначен, — пожал могучими плечами Егорычев. — Может, конечно, и Енотный, если по речке назван. А только в старину артель там проживала, староверы. Гармоники делали. Может, от этого и мыс так назвали — Нотный.
Я вынул фотографию Вьюна:
— Такого среди тех, на мысу, не приметили?
Мужики усердно попялились на изображение.
— Вроде один похож, а, Сергеич? — спросил Егорычев. — Тот, на руле который. Нет?
— Каком это руле? — сказал Сергеич. — Все трое одинаково веслами махали.
— Рулят ногой, — объяснил Егорычев. — Ну, тот, который сзади сидел.
— А, сзади? Не знаю я, — поморщился Сергеич. — На фото он гладкий, а наш небритый был. Как тут разберешь? Турист бриться не любит. Вот и пойми — тот, не тот… Ты, догоняй, инспектор, на месте виднее. Разберешься, что к чему. Наподдашь как следует — завтра и встретитесь. Осторожно только, если, считаешь, лихие люди. Трое все-таки.
— Учи ученого, — фыркнул Егорычев.
— И поучу, — сурово сказал рыжий Сергеич. — И поучу, и ничего тут нет такого. Опыт, слава богу, имеется. Вон — дроби заряд в себе ношу.
5.
…Люблю этот момент — точного выхода на цель. Рамки задачи суживаются, мысль работает кристально четко и хладнокровно. Ведь все предельно просто: впереди только одна лодка, других нет. И только об этом думаешь. Нужно что? Догнать. Потом выяснить, задержать, обезвредить.
Я несся как проклятый. Если Вьюн успеет дойти до водохранилища раньше меня, задача усложнится намного. Водохранилище большое, с сотней заливов и островов, с десятками проток. И все протоки ведут в Волгу.